Изменить размер шрифта - +
Их на удивление оказалось много, и я с улыбкой отметил про себя, что тот богатый потенциал народа в области словотворчества, которым восхищались в свое время Гоголь и Толстой, вовсе не умер. Здесь, на листах, были начертаны такие образчики, как "тыр" — тысяча рублей, "полный кобзон!" — он же улет, "Мусоргский" — милиционер, несущий службу на рок-концертах, "пьяный ежик" — прическа под панка, "поставить кеды в угол" — заболеть, "сбегать по-быренькому" — быстро куда-то зайти, "лопатник" — бумажник…

Листая архивы Алексея Сергеевича дальше, я замечал, что работа над этой книгой — словарем или энциклопедией — занимала у него все больше времени. Начали появляться какие-то ссылки на полях официальных бумаг, которые рассматривались во время каких-то совещаний, — Алексей Сергеевич делал пометки, касающиеся книги. Потом стали попадаться черновики-заявки словаря "новых русских" выражений, и я решил, что за этим нужно краем глаза присматривать. Почему именно я так решил, поручиться трудно, вероятно, отфильтровывал все, что хоть в какой-то степени интересовало Алексея Сергеевича больше всего или не вписывалось в тот его образ, который я нарисовал для себя.

Постепенно работа утомила не только девчонок, но и меня. Естественно, очень трудно упираться и что-то делать, когда почти на сто процентов знаешь, что это безнадежно. И Ямаха, и Янатаха и даже Ира уже были на пределе, чувствовалось, что головы у них далеко не ясные, а покрасневшие веки выдавали их усталость. Мне ужасно хотелось освободить их от работы, но, увы, восемь глаз лучше, чем два, а четыре головы — и подавно.

Поэтому мы продолжали углубляться в бумаги, и тишину в доме прерывали только неровный шелест страниц да чей-нибудь чих от поднявшейся бумажной пыли.

К исходу четвертого часа, когда мы все уже осоловели, Ирка вдруг перестала перекладывать бумаги, растерянно заморгала ресницами и пролепетала:

— Ой, ребята, я, кажется, совсем недавно где-то видела в бумагах отца какие-то цифры. Точно — 10 000! — Где? Что? Почему нам не сказала? — посыпались на нее со всех сторон вопросы.

— Да я, — растерянно стала рыться в своей стопке Ирка, — сначала внимательно все смотрела, а потом… Мысли сами собой убегают и вроде бы смотришь в бумагу, а ничего не видишь, возвращаешься по десять раз к одному и тому же месту. Или, может, у меня глюки? — растерянно посмотрела она на меня.

— Ищи, — постарался я ее приободрить. — Внимательно все перекладывай в обратную сторону. А лучше пока дуй в ванную, умойся холодной водой и приходи обратно. Перекур на пять минут, — объявил я, как только Ирка вышла в ванную.

Но поскольку никто из нашей компании не курил, то это предложение осталось чисто номинальным.

Ира вернулась из ванной очень быстро и, откинув со лба мокрые пряди волос, тут же углубилась в бумаги. Ей понадобилось целых пятнадцать минут, чтобы найти то, что она искала. Оказывается, она дважды прошла мимо того письма, которое было нам нужно. Признаться, прошляпил его и я. Вероятно, оттого, что написано оно было на английском языке, и я просматривал его по диагонали. Ира, поскольку тоже, как я понял, не сильно владела английским, просто переложила его дальше, но у нее зацепилась в памяти цифра "10 000". Она действительно фигурировала в этом письме.

Я попросил Машу включить свет, потому что за окном уже сгущались сумерки, а Иру — принести англо-русский словарь. Однако примерно текст письма можно было перевести и без его помощи. Напечатано оно было на бланке какой-то западной благотворительной организации.

"Дорогой господин Козлов, — сообщало письмо, — мы рады сообщить Вам, что Ваша заявка на получение гранта в 10 000 долларов для подготовки фундаментального исследования изменений в русском языке, которые произошли в связи с перестройкой и новым общественно-политическим строем в вашей стране, удовлетворена.

Быстрый переход