Дейв медленно повернулся к ней. Лицо его — напряженное, с тонкими линиями морщинок в уголках рта — было холодным и суровым, а глаза как-то странно блестели. Что это — жалость? Господи, неужели он ее жалеет?!

— Нет, правда, я… — Голос сорвался, и Грейс начала снова: — Честное слово, Дейв, я…

Я знаю, что ты спала, Грейс, — прервал он ее. — Знаю, что не понимала, кого целуешь. Знаю, что это ничего не значит. — Он отложил картофелину и нож. — Я просто хотел сказать, что не хочу есть. И что мне нужно сделать несколько звонков. — Сполоснув руки, он оглянулся через плечо. — И еще я хотел сказать, что ты очень помогла мне в последние дни и заслужила отдых. Так что продолжим работу с завтрашнего дня.

Он вышел из кухни — а Грёйс еще долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь и чувствовала, что никогда, никогда в жизни больше не сможет есть жаркое с овощами.

Переговорив по телефону с Майлзом Дерси, Дейв выяснил, что тот в свою очередь провел приватные переговоры с еще несколькими членами правления корпорации. Все они были согласны, что душевное расстройство сэра Эдмунда ведет компанию к разорению, и готовы были на все, чтобы избежать финансового краха. Майлз заверил Дейва, что еще немного — и весь совет директоров окажется на его стороне. На очередном заседании они единогласно проголосуют за отставку сэра Эдмунда Бенедикта — и «Бенедикт Лимитед» окажется в руках Бертона.

Вечером, стоя под теплым душем, Дейв задумался о том, почему в последние дни все чаще чувствует себя каким-то грязным? Может быть, дело в британском водопроводе? Хотел бы он, чтобы все было так просто! Нет, скорее уж это Грейс Бенедикт так на него воздействует. Ее доброта, нежность к детям и старикам, готовность к любви и всепрощению напоминает ему годы детства, которые Дейв долго и старатель но изгонял из памяти. И собственных родителей — простодушных добряков, которых он многие годы учился презирать.

Когда матери Дейва поставили страшный диагноз, оказалось, что у нее нет медицинской страховки — не на что лечиться, не хватает денег даже на лекарства, облегчающие боль. Мать истаяла в страшных муках, и на ее могиле двенадцатилетний Дейв поклялся, что никогда не будет бедным. И никогда не поддастся самому страшному искушению — искушению любовью.

Разумеется, он выполнял сыновние обязанности — регулярно навещал отца, посылал ему деньги на жизнь, хоть и прекрасно знал, что все полученные средства старик тратит на помощь убогим и сирым.

Сам Дейв убогих и сирых презирал, а сентиментальные человеколюбцы вызывали у него глубокое раздражение. Почему же один взгляд зеленых глаз Грейс Бенедикт пробуждает в нем запретные, презренные чувства?

Да, он сговаривается с членами правления «Бенедикт Лимитед» за спиной у директора. Но откуда это щемящее чувство вины? Разве он делает что-то незаконное? Или вырывает у старика изо рта последний кусок? Напротив, помогает ему и его служащим сохранить хоть что-то. Если совет директоров не обанкротится, а сумеет выручить за свои акции хоть четверть их первоначальной стоимости, в этом будет его, Дэвида Бертона, заслуга. Почему же он чувствует себя негодяем?

— Черт бы побрал тебя, Грейс, и твои зеленые глаза! — пробормотал он, сердито растирая себя мочалкой. — Черт бы побрал тебя, старый Бенедикт, вместе с твоим горем! Будьте вы оба прокляты — мне нет дела до вашей боли!

Но Дейв знал, что обманывает себя.