– Да нет, моя вроде нормальная. Мясо ест, только отдельно от риса. – И не делая паузы: – Натка – это Наташа?

– Нет, Натка. Мой папа поляк.

– Хорошо.

«Что хорошего? Любовь к иностранцу в Советском Союзе – это очень плохо. А еще хуже внезапная беременность, расставание навсегда, ярлык «безотцовщина» на ребенке. Да еще и имя это дурацкое: «Натка». «Я его очень любила», – вот мамины объяснения». Она-то уже отлюбила, а Натка все еще мучается. Что тут скажешь? И сказать-то нечего, кроме как…

– Хорошо.

– Наверное, Натка, нам стоит начать.

Она поежилась. Почувствовала, как уже спрятавшийся комок волнения снова зашевелился, подкатился к горлу и затрепыхался беспомощно. «Сейчас начнет экзаменовать: прочтите то, переведите это. Всегда неприятно обнаруживать свою несостоятельность, а мне неприятно вдвойне. Мастер слова, а со словами не дружит». Хозяйка выехала из кухни и тут же вернулась. На коленях она держала кипу печатных листов.

– Ни учебников, ни тетрадей, – объявила она. – В них сплошная теория, а от нее мало толку. Вот это, – она кивнула на листы, – другое дело.

– А что это?

– Жизнь, дорогая. Языку может научить только жизнь. Пособия, таблицы, экзамены, сертификаты – бессмыслица, на которую тратится уйма времени.

– А это краткий курс?

– Более чем. Впрочем, это зависит от вас. Здесь всего восемь уроков. Кто-то осваивает за месяц, а кому-то и года мало. Держите, – она протянула Натке листы. – Вернете при случае.

– Что? Я не понимаю? То есть как «при случае»?

– Вы хотите выучить язык или нет?

– Да. Конечно!

– Тогда берите и осваивайте. Задания придется переводить. Да и все остальное зависит, в общем, от вас.

– А вы?

– Я свое дело сделала: снабдила вас материалом. Ваша задача правильно им воспользоваться.

– А у меня получится?

– Не знаю, – женщина засмеялась, и Натка подумала, что, возможно, инвалидом ее сделал кто-то из бывших учеников. – Вы должны соблюдать только одно правило.

– Какое?

– Выполнять все задания самостоятельно.

«Черт! Я-то надеялась, что буду надрываться здесь, а с домашним заданием выручит Паола, или Ниночка (она хоть и с приветом, но в помощи матери не откажет), или даже Андрей (нет, Андрей вряд ли, у мужа теперь никогда нет времени на Наткины глупости)».

– Я попробую.

– Вот и славно. Съешьте еще один чуррито, и разойдемся страшно довольные друг другом.

«Ну, это сильно сказано».

– Пока вы мне не верите. Но все течет, все изменяется.

«Ведьма, – подумала Натка. – Мысли читает. Может, освоив ее метод, и я так смогу. Тогда буду не просто считать, что вижу любимого мужа насквозь, а знать наверняка».

Натка послушно съела пончик и направилась к выходу. У двери не выдержала, спросила:

– Почему мы сидели на кухне?

– Это очень по-русски. Мне нравится.

– Но не по-испански.

– Нет. По-испански будет потом.

– А будет?

– Обязательно. Должна же я показать вам свой свадебный альбом.

Дверь за Наткой захлопнулась. Комок волнения бесследно растаял, настроение казалось приподнятым и даже веселым. Странная женщина, как выяснилось, совершенно нормальная испанка, желающая каждого гостя усадить в уютное кресло посреди гостиной и заставить его пристально изучить свой свадебный альбом, снабжая каждую фотографию не пространным кратким комментарием, а подробным повествованием о «самом чудесном дне в моей жизни и годах подготовки к нему».