Врачи, однако, радовать ее не спешили. Одни откровенно пугали, другие крутили пальцем у виска, третьи предлагали различные варианты, но предупреждали, что ни за что не ручаются, четвертые советовали усыновить ребенка. Последних Натка горячо поддерживала, но Аленка – добрая и покладистая – неожиданно заупрямилась:
– Сама бери. У тебя уже есть Ниночка-кровиночка, можешь и о приемных детках подумать, а мне пока рано. Сначала родными обзаведусь.
– Ален, так ведь не должно быть разницы.
– Ну, кому не должно, а у меня вот не получается. Знаешь, если б разницы не было, все бы усыновляли. Так ведь нет. Сами рожают. А я хуже, что ли?
– Конечно, нет. Ты даже лучше, только…
– А раз лучше, то и никаких только!
Аленка продолжала обивать пороги медицинских кабинетов. Как говорится, кто ищет, тот всегда найдет. Она нашла своего врача. Врача, который, тщательно взвесив все «за» и «против», решил рискнуть, предупредив Аленку о возможных отнюдь не радостных, а даже трагических последствиях. Не стать могло ребенка, или самой Аленки, или, что не исключено, обоих. Аленка заявила, что жизнь без ребенка – не жизнь, и забеременела буквально через несколько недель. Конечно, все месяцы ожидания с ней носились как с писаной торбой и врачи, и друзья, и родственники. А уж про Натку с мамой разговор вообще отдельный. О ребенке они думали мало. Только бы обошлось, только бы Аленушка не пострадала. Не пострадала. Доносила до срока, удачно прокесарили. В общем, случилось все так, как даже и не мечталось.
Натка обнаружила свою беременность на следующий день после рождения племянницы. А в день Аленкиной выписки загремела на сохранение. Марусю так и не увидела. Сначала не могла физически, а потом – после больницы – морально. Мысленно представляла себе маленькие пальчики, беззубый ротик, мутные глазки и до того расстраивалась, что не то что поехать, позвонить не могла. Однажды все же собралась с духом, услышала голос сестры, устыдилась своего поведения и одновременно задохнулась от счастья: Аленка живая, счастливая, и Маруська у нее есть, а у нее – Натки – Ниночка. Что еще надо? Начала сбивчиво:
– Ален, я… Ты прости меня, что я так.
– О чем ты? Я все понимаю. Ты только не переживай, хорошо? Мама говорит: ты сама не своя.
– Да. Как-то расклеилась.
– Нат, тебе не надо раскисать. Ты же молодая, здоровая. Ты еще родишь себе кого-нибудь.
– Кого? – Эта мысль тогда почему-то показалась Натке кощунственной.
– Девочку или мальчика, – ответила Аленка, не заметив перемены в голосе сестры, – нового ребеночка.
– Нового? – Натка сглотнула застрявший в горле ком. – Новых детей не бывает.
Через несколько лет и цистерну страданий у нее родился Валерка, но отношения с Аленкой перестали быть такими же теплыми, как раньше. Сестры практически не созванивались, пересекались на днях рождения родственников, перебрасывались общими фразами и не пытались вести задушевных разговоров. У каждой была своя жизнь, в которой не находилось ни места, ни времени для раздумий о возможном восстановлении прежней близости. Да и как склеить то, что сломалось? Одного желания мало. Хотя, возможно, и его оказалось бы достаточно, будь оно обоюдным. Но Натка мириться не хотела. Ей почему-то нравилось культивировать в себе обиду и чувствовать себя несчастной. И даже тогда, когда судьба предоставила реальный шанс все исправить, она легкомысленно им не воспользовалась.
– Аленка в больнице! – Мамин звонок застал Натку где-то между коробкой с книгами и отказывающимся закрываться чемоданом. |