Изменить размер шрифта - +
Оно улетучилось бесследно. Когда я стараюсь вспомнить, у меня в голове мелькают какие-то обрывки, а когда стараюсь очень сильно, то вспоминаю про чашку с чаем и немедленно теряю сознание.

— Это как?

— Ну, как и в твоей истории, самое интересное произошло в кафе, — пояснила Фенчерч. — Я сидела и пила чай. Это было как раз после того, как я много дней ощущала, будто во мне что-то растет, меня с чем-то соединяют. Кажется, я что-то тихо напевала. В здании напротив шел какой-то ремонт, я смотрела поверх чашки в окно и все видела. Мне всегда ужасно нравилось смотреть, как люди работают. И внезапно у меня в голове возникло ОНО. Послание неизвестно откуда. Оно было совсем простое. И всему на свете придавало смысл. Я выпрямилась и подумала: «Ого! Ну, значит, теперь-то все в порядке». Я так удивилась, что чуть не уронила чашку. Нет, кажется, я ее все-таки уронила. Я понятно говорю?

— До чашки все было замечательно.

Фенчерч встряхнула головой, потом еще раз, будто пытаясь навести порядок в мыслях. Собственно, она и впрямь пыталась это сделать.

— Вот и я говорю, — сказала она. — До чашки все замечательно. И тут мне показалось, я совершенно явственно увидела, что весь мир взорвался.

— Что-о?

— Я знаю, это, конечно, глупо, и все говорят, что это была галлюцинация, но если это была галлюцинация, значит, я вижу галлюцинации в стереокино на широком экране, и озвучены они в системе Долби-стерео с шестнадцатью дорожками. И пожалуй, мне надо сдавать свое сознание напрокат людям, которым наскучили триллеры с акулами. Ощущение было такое, словно земля буквально разверзлась у меня под ногами, и… и…

Фенчерч ласково погладила траву, будто прося у нее утешения, и замялась, словно вдруг решила сказать совсем не то, что собиралась.

— И я очнулась. В больнице. И видимо, с тех пор крыша у меня так и шатается — то съедет, то перестанет. Так что я как-то побаиваюсь внезапных удивительных озарений, которые гласят, что все будет хорошо, — сказала она.

И подняла взгляд на Артура.

Артура уже давно перестали тревожить странные несообразности, связанные с его возвращением на родную планету; вернее, он упрятал их в сегмент своего мозга, украшенный пометкой: «Обдумать! Срочно!» «Вот эта планета, — говорил он себе. — Не важно, как так получилось, но вот она, эта планета, и она существует. И я существую вместе с ней». Но сейчас у него все поплыло перед глазами — как в тот вечер, в машине, когда брат Фенчерч рассказал ему дурацкую историю про агента ЦРУ в бассейне. Поплыло французское посольство. Поплыли деревья. Поплыло озеро, что было совершенно естественно и не внушало никаких опасений, поскольку в эту самую минуту на него приводнился серый гусь. Гуси отдыхали, наслаждались жизнью и знать не знали никаких там Великих Ответов, к которым надо найти Великие Вопросы.

— Так или иначе, — улыбаясь широко распахнутыми глазами, сказала Фенчерч неожиданно веселым голосом, — некая моя часть немножко ненормальная, и ты должен определить какая. Пойдем домой.

Артур покачал головой.

— Что случилось? — спросила она.

Артур покачал головой не в знак несогласия с ее предложением (он нашел это предложение просто замечательным, да что там — грандиозным), а по той причине, что в эту минуту пытался отделаться от назойливого предчувствия, что Вселенная с ним шутки шутит — в самый неожиданный миг с диким воем выскакивает на него из-за угла.

— Я просто стараюсь расставить все точки над «i», — сказал Артур. — Ты сказала, что почувствовала, будто Земля на самом деле… взорвалась.

— Да, даже больше чем почувствовала.

Быстрый переход