Он кивнул, как бы соглашаясь, но сказал:

— Лишь бы было весело.

Маша рывком взяла свое пальто.

— А знаешь, мне понравилось, как ты сказала о вальсах Шопена. Это верно.

Удостоилась похвалы! Она буркнула:

— Очень приятно.

В это время подошла Нина и, подняв брови, насмешливо засвиристела:

— Секреты? Я не помешала?

Именно так и должен был закончиться вечер.

А Катя ждала: и чайник накрыла подушкой, и прислушивалась к шагам.

Но Маша не стала пить чай.

— Мама, сколько у нас свечей в лампочке?

— Семьдесят пять. А что?

— Темно как. Ничего не видно.

В первый раз мысленный разговор между ними прервался. Катя спрашивала с тревогой: «Что случилось?» Ответа не было.

Она молча принялась стелить постель.

Маша улеглась, но долго ворочалась. Потом утихла. Катя подняла голову. Тишина была ненадежная.

Маша с силой повернулась на кровати.

— Что ты? Болит что-нибудь?

Ответа не было. Но на этот раз Катя явственно услыхала: «Да, болит, и очень, и, пожалуйста, не касайся этого».

Наконец Маша заснула, но Катя не могла спать. Полежав немного и убедившись, что сон не придет, она встала, потеплее укрыла Машу, коснулась ее лба, потом достала белье из шкафа и, вздохнув, принялась чинить его.

Глава восьмая

УТЕШЕНИЕ

Был концерт в школе, приезжали артисты филармонии. Лектор говорил о Шуберте что-то непонятное: как будто романтизм — это не совсем хорошо. И тут же доказывал, что песни Шуберта прекрасны.

Да, они были прекрасны. И все, что мучило Машу с того самого вечера, когда жильцы въезжали в новый дом и Андрей Ольшанский прошел мимо с саквояжем в руках и мельком взглянул на нее, — все ее сомнения, и непривычная робость, и досада, и чувство унижения постепенно проходили. Музыка была том миром, где нет неразделенной любви.

Андрей сидел неподалеку и внимательно слушал.

…Мать у него давно умерла, мачеха, как говорят, не злая, но какая-то взбалмошная, отец всегда занят. У Андрея большие способности к лепке, но характер замкнутый, трудный.

По этой канве можно вышить различные узоры. Вообразить себе эту умершую в молодости мать — красивую, черноволосую, стройную. Андрей, вероятно, похож на нее, потому что с отцом у него нет никакого сходства.

А характер замкнутый, трудный.

Но что делать, если нет доступа к нему?

…«Лучи так ярко грели, вода тепла, светла…» Где-то неподалеку от того места в незапамятные времена жила колдунья; у нее просила девушка: «Сделай так, чтобы меня полюбил тот, кого я люблю», — «Нет, — сказала колдунья, — это невозможно. Лучше я дам тебе напиток забвения. Проснешься — и все забудешь. И станет, как раньше, как полгода назад». — «Нет, колдунья, этого мне не надо». — «Как же так? Ведь тебе плохо?» — «Нет, мне хорошо». И она выходит к ручью. А ручей уже изменил свою окраску. На берегу сидит его друг, юный мельник, и жалуется на свою судьбу. Ручей утешает. И всякий раз минор чередуется с мажором. Мажор — это утешение, покой. «Нет, колдунья, не нужен мне твой напиток забвения».

У выхода она поравнялась с Андреем. Он замедлил шаги. Но музыки уже не было, возвращалась действительность. И теперь, когда желаемое было близко, именно поэтому Маша быстро прошла вперед. Конечно, он мог окликнуть ее. Но он этого не сделал.

Дома она подобрала по слуху две мелодии песни: мельника и ручья. Она распределила партии голоса и фортепиано в правой и левой руке… И долго играла, глотая слезы и шепча какие-то слова, которых не было в песне.