Оля:

«Ах, это было бы слишком хорошо! Трудно поверить».

И далее все в таком же роде, пока она в конце концов не скажет:

«Да, ты прав, я должна ехать. Я еду».

Но живые люди — это не книжные герои: не ты управляешь их решениями и их ответы не от тебя зависят. Вот каким был подлинный разговор с Олей.

Он (чувствуя неловкость и не зная, как начать):

— Ну вот, поедете вы в Москву.

Ляля (спокойно):

— Я ведь не поеду, Коля.

— Ну, а вдруг вы узнали бы, что получен ордер на отдельную квартиру — в центре, солнечную и со всеми удобствами.

Ляля:

— Ну, что это ты, Коля, о каких мелких вещах думаешь. При чем тут квартира? Если мечтать, то о другом.

Он:

— Все москвичи мечтают о возвращении.

Ляля:

— Только не я. — Она тряхнула головой. — Ни за что на свете.

Теперь уже неизвестно, как быть. А о Битюгове — нельзя.

Ляля:

— Я вообще не люблю Москву. Даже если бы переселили во дворец. Ненавижу этот проходной двор! Шум, грязь, теснота. Все бегут куда-то как полоумные. Злые как черти… Едешь-едешь — и не веришь, что домой попадешь.

Она повела плечами, как в ознобе.

— Значит, вы останетесь. (Нельзя было так определенно.)

— Да, — сказала она, с удовольствием оглядываясь вокруг. — Здесь хорошо.

Коле стало досадно на себя, что он такой мямля и всецело передает ей инициативу в разговоре. Подумать только, какая уверенность в своей правоте, какая бессовестная забота о собственном душевном покое! Ей не нравится, она не любит. И ни одной мысли о другом!

Еле шевеля пересохшими губами, он все-таки сказал:

— Я думаю, дело не в городе, а в человеке, который может вернуться… — Он поднял еще одну неимоверную тяжесть и прибавил: — Если вернется…

Она ничего не ответила, но в ее лице произошла внезапная перемена: щеки словно впали, кожа натянулась на скулах, на переносице появилась морщинка, и Оля стала пугающе похожа на себя прежнюю, которая угасала в старом флигеле.

В одно мгновение она перестала быть Лялей.

Она вынула из сумочки платок и поднесла его к губам, но пересилила себя и не закашлялась.

— Ты прав, — сказала она, — но я все равно не уеду.

Она бесстрашно ждала, что он еще скажет. И он пробормотал:

— Климат здоровый… вообще… у каждого право…

Ни в одном из своих мысленных разговоров с книжными героями он не пошел бы на такую капитуляцию.

Так они и уехали без Оли. Был ясный день. Она стояла на крылечке, махала платком и улыбалась. Весело кивнула Вернадскому, который провожал их на вокзал, а на Колю даже не взглянула. И только в самую последнюю минуту посмотрела на него, но не с вызовом, как он ожидал, а грустно, спокойно, как будто немного жалела его.

И впервые он понял, что детство кончилось.

Глава пятая

ЗАПОРОШЕННАЯ ДОРОЖКА

В первые дни после похорон матери Маша, возвращаясь домой из школы, уже никуда не выходила. Диванчик Оли Битюговой был ее прибежищем. Поля являлась в перерыв, заставляла ее поесть. Она сказала в первый же день:

— Твоя мама была мне как родная. Я тоже сирота. Все, что у меня есть, твое.

И соседи утешали Машу. Она была благодарна, но никто не мог помочь ей, потому что никто не знал ее главного горя.