– Но для этого тебе придется поискать другой способ, – деловито заметил Уайатт. – Ни в коем случае не допущу, чтобы ты или Блэр выступили в качестве приманки и мишени. Если уж придется пойти по этому пути, то играть роль будет одна из сотрудниц полиции. Рисковать жизнью граждан мы не имеем права.

Дженни жутко расстроилась. Грандиозный план быстро и бесповоротно лопнул; и отвергла его не только я, но и сам лейтенант полиции. В конце концов, решающим оставалось именно его слово. Только Бладсуорт обладал полномочиями решать, запустить ли схему в действие или перечеркнуть. Он перечеркнул ее без малейшего колебания, одним резким движением.

– Но ведь должно же существовать что-то, что мне позволительно сделать, – простонала Дженни, и по щеке ее скатилась слеза. В глазах застыла мольба.

– Давай подумаем. – Мне наконец-то удалось снова обрести голос. Я сделала паузу и для пущей театральности даже прикусила губу. – Ну, например, ты вполне могла бы в течение года мыть по субботам мою новую машину, разумеется, после того, как она появится. Или регулярно заливать в унитаз дезинфицирующий раствор – я просто ненавижу это делать.

Сестра замигала, словно никак не могла взять в толк, что именно я имею в виду. Потом захихикала. Она хихикала и одновременно рыдала, да вдобавок еще начала икать. Такое странное сочетание звуков заставило захихикать и меня, но я упорно старалась прекратить дурацкий смех из соображений имиджа. Я блондинка, а блондинкам строго-настрого запрещается хихикать.

Представление закончилось жаркими объятиями и дружным смехом. Дженни извинилась раз пять или шесть, а я объяснила, что она своя, родная, и в любом случае я предпочла бы ее Джейсону Карсону, который оказался подлецом и негодяем, спровоцировавшим собственную семнадцатилетнюю свояченицу, и мне без него живется просто отлично.

Уф! Семейные драмы изматывают.

Уайатту пришлось отвезти Дженни домой. Они звали и меня, но я решила побыть в одиночестве, чтобы хоть немного привести в порядок чувства и мысли. Тогда, давно, я старалась простить Дженни, и до определенной степени мне это удалось, так как львиная доля вины лежала, конечно, на Джейсоне. Карсон был взрослым, женатым мужчиной, в то время как от девочки-подростка трудно ожидать разумных решений. И все же где-то в глубине сознания прочно поселилась уверенность в том, что меня предала собственная сестра. Я упорно старалась относиться к ней нормально, но, очевидно, разницу между «до» и «после» скрыть не удавалось. Самым удивительным для меня оказалось то, что Дженни переживала, даже страдала. Нет, пожалуй, все же больше всего удивило признание в зависти и ревности. Дженни просто великолепна, неотразима и была такой всю жизнь, с самого рождения. Я умна, но мне далеко до Шоны. Я хорошенькая, но Дженни даже в подметки не гожусь. В нашей семье мне выпала роль самого средненького середнячка. Так чему же Дженни так мучительно завидовала?

Очень захотелось позвонить Шоне и обсудить с ней положение вещей, но потом я все-таки решила этого не делать. Если девочка всерьез решила восстановить отношения – по-настоящему восстановить, – тогда не стоило вставлять палки в колеса и выбалтывать то, в чем она мне призналась.

Уайатт вернулся примерно через час, причем выглядел мрачнее тучи: брови насуплены, взгляд ледяной.

– Какого черта ты ничего мне не сказала о том, что шантажом добилась от мужа столь выгодных условий развода? Неужели не понимаешь, что это вполне может послужить мотивом ненависти?

– Не забывай, что Джейсон в меня не стрелял, – заметила я. – Кроме того, он думает, что негатив у него.

Зеленые глаза пронзили, словно луч лазера.

– Он думает?

Я заморгала и нацепила на физиономию самое невинное выражение.

– То есть он знает, что негатив у него.