— Я?! — изумилась Алена. — Когда это я тебя била?!

— Ты била меня ротом, — сообщил Сашенька и поднял полные укора небесно-голубые глаза.

— Я тебя не била, а ругала за то, что ты рисовал на обоях. Зачем ты рисовал на обоях? У тебя же есть альбомчик.

— Так красивше, — снисходительно пояснил юный художник.

Он был очень славный — беленький, смешливый, такой родной, теплый человечек. В свои два с половиной года Сашенька тянул на все четыре. Видимо, неведомый юрист был настоящим богатырем.

…Они не прошли еще и половины пути до детского сада, а сил уже не осталось.

— Сашенька, — предложила Алена, — давай пойдем за ручку? Все люди скажут: «Вот какой хороший мальчик — маленький, а шагает своими ножками».

— Не-ет! — отказался хитрец. — Так лучше. Все люди скажут: «Вот какая хорошая мама — несет на ручках своего маленького мальчика!»

— Я твоя тетя, — поправила Алена. — А мама — Наташа.

— Нет! — крикнул Сашенька. — Ты! Ты моя мама! — И приготовился заплакать…

Потом Алена вернулась домой, они завтракали, и Мими, уплетая овсяную кашу, смешно рассказывала, как Сашка Семин упал с парты на уроке литературы.

На работе Алена первым делом навестила Семенова с Черемушкиным и привычно закрутилась в хороводе больничных будней, а пробегая мимо отдельной палаты, даже головы в ее сторону не поворачивала. Этот тип оказался еще хуже, чем она о нем думала! Нажаловался на нее заведующему! А что она такого сделала? Не позволила вытирать о себя ноги? И что он, интересно, наплел, что Викентий так возбудился и даже к палате не велел подходить на пушечный выстрел? Да ради Бога! Не очень-то и хотелось…

Алена домывала в перевязочной пол, когда туда ворвалась возбужденная Ольга.

— Я ее по всему отделению с собаками ищу, а она тут горбатится! Бросай свои тряпки!

— А что случилось-то? Пожар?

— Вероника приехала!

— Ой! — обрадовалась Алена. — Я уже заканчиваю. А где вы?

— В клизменной. Давай приходи.

Раньше Вероника была девушкой с комплексами. Вернее, с одним, но большим, вынуждающим ее каждодневно, а то и по нескольку раз в день болезненно осознавать свою неполноценность, заключающуюся пусть в единственном, как она считала, но зато существенном недостатке — ее фамилии.

Вероника Нога — вот как ее звали. Не слишком благозвучное семейное наименование и довольно редкое, можно даже сказать уникальное. Лично Веронике была известна еще только одна женщина с подобной фамилией — Яга Костяная Нога. Хотя и непонятно, к чему такая конкретизация? Видимо, для красного словца.

Интересно, какой выдающейся конечностью отличился ее далекий пращур, чтобы получить эдакую кликуху и осчастливить ею теряющуюся в веках вереницу потомков? Хорошо еще, что особо отличилась именно нога, а не какой-нибудь другой, более пикантный орган, например, из срамной области. Спасибо предку, что она также не Глотка или, допустим, Кишка. Хотя как могли узнать соплеменники, что у человека есть необыкновенная кишка, достойная стать наследственным именем целого рода? Если только при вскрытии.

Хотя и здесь есть свои красивые термины. К примеру, гаустра. Каково? Вероника Гаустра! Что-то испанское, таинственное, жгучее. Никто ведь не знает, что на самом деле это обозначает вздутие ободочной кишки. Ну, или почти никто…

Конечно, в детстве ее нещадно дразнили. А многие и по сей день не отказывали себе в маленьком удовольствии высказаться на сей счет и называть ее исключительно по фамилии.