|
Но в его намерения, вероятно, входило проверить, учитываются ли его решения на государственных советах, с уважением ли к ним относятся, или хотя бы производят ли они там впечатление. Мне представлялось, что в своем поступательном продвижении, занимая один за другим руководящие посты, встречая не больше затруднений, чем если бы речь шла о прогулке по пустоши, он испытывал головокружение и ему прежде всего требовалось доказать себе, что все это не мираж; что, когда он собирается за столом с Комитетом, дабы решить те или иные вопросы, эти решения затрагивают историю; что все эти настолько драматические и необыкновенные ходы, все эти решающие победы не сводятся к шахматным рокировкам, и, отходя ко сну, он, возможно, чуть ли не молил об уверенности в том, что Комитет и в самом деле существует, что тюрьмы открыты, что он уже не мелкий отставной медик или того хуже и что чудовищнее всех обманутые люди не становятся снова жертвами системы иллюзий, побуждающей их с энтузиазмом работать на свое собственное порабощение. Все просьбы о помощи чудесным образом исполнялись. Диспансеры были целиком переоборудованы. В зданиях, где скапливался сомнительный контингент эвакуированных домов, распределяли постельные принадлежности, одеяла, одежду; со скрипом начинали работать заводы. Такое вспомоществование, полученное после считаных беглых контактов, доказывало силу организаций, которые расползлись уже повсюду, но для Буккса это ни о чем не говорило, поскольку эту тайную сеть, эти проложенные во все стороны пути установил именно он. И он, конечно же, мог быть доволен такими обширными средствами воздействия, но ему хотелось большего: не испытывать, когда, взяв под контроль новые районы, он открывал там представительства, удовлетворение при виде того, как его соратники кивают ему в знак согласия, то есть повсюду вновь обнаруживать самого себя, а всего раз, один-единственный раз увидеть на лице чужака, представителя противной стороны, выражение беспокойства при неожиданном появлении одного из несчастных, столь долго считавшихся раздавленными и уничтоженными.
Однажды я получил от Буккса краткую записку, где говорилось: «События назревают, теперь участие в конфликте должен принять каждый». Именно тогда, хотя никто мне об этом не говорил, хотя Жанна отвечала на мои вопросы лишь молчаливым взглядом, я по-нял, что все это огромное предприятие, предуготовленное столькими ночными бдениями и снами, все эти несчастные, погребенные в могилах и тюрьмах, это безжизненное неистовство, эта свобода, растекающаяся по дорогам и неспешно поднимающаяся до уровня самых высоких домов, дабы стереть их жалкие ветхие фасады, все эти победы, все эти сомневающиеся в себе надежды стремились, не чураясь насилия репрессий и кровавого правосудия, извлечь закон из лона умиротворения, чтобы наконец добиться от него декларации о нападении. Теперь я знал, что означают тусклые, невзрачные толпы, которые заполняли ули-цы в определенные часы, тогда как в другие, с приближением ночи, даже самыми густонаселенными кварталами завладевала собственной персоной пустыня, как будто ее присутствие было столь же зримым, как и присутствие изгнанных ею толп. Когда я вновь слышал по ночам, как лопаются огромные пузыри, когда утром к словно бы случайно выбранным местам начинали стекаться взрывы, сначала капля за каплей, потом с жадностью раны, к которой по тысячам вен и каналов переносится все, что течет, и все, что оживляет, я мог догадаться, к какой мрачной работе готовятся униженные силы мира, дабы извлечь из своего унижения нечто отличное от согласия и успокоения. И тогда я расспрашивал Жанну о людях, которых знал: о поносившем Роста парне с раненой рукой – она рассказала, что в роковой час он, развалясь у себя в каморке ночного сторожа, спокойно наблюдал, как горит доверенный его надсмотру завод; об Абране, таком благородном старце, – тот в один прекрасный день примкнул к какой-то банде, чтобы расправиться с бригадиром, и, затолкав бедолагу в складское помещение, швырял ему в голову куски металла и осколки стекла; о кухарке, некогда консьержке одного из красивых загородных домов, утопающих в зелени на Юге: ее муж служил чернорабочим то на одном, то на другом предприятии, чаще же всего – на большой лесопильне, где помогал сортировать лес. |
