– У тебя есть письменная копия последнего предупреждения, которое тебе вручили?
– Нет! – с отчаянием, на грани истерики, выкрикнул Эггертон. – Я выбежал из офиса до того, как девчонка мне его передала!
Таунсенд задумался:
– А ты знаешь ее имя? Знаешь, где ее можно найти?
– Нет.
– Ну так поспрашивай. Найди ее, пусть она тебе все вручит честь по чести – а потом сдайся на милость Агентства.
Эггертон ошеломленно развел руками:
– Но это же значит, что я на всю жизнь в их ярмо впрягусь!
– Зато жив останешься, – мягко и совершенно бесстрастно проговорил Таунсенд.
Лаура Таунсенд принесла Эггертону дымящийся черный кофе.
– Сливки или сахар? – ласково спросила она, когда сумела встретиться с ним глазами, – или и то и другое? Джон, попей горячего, согрейся – дорога-то впереди долгая…
В три тридцать утра он их нашел. Приземлился на крыше квадратного здания Института торговли и спустился на жилые этажи. Из северного крыла доносились громкие голоса и шум – вечеринка была в самом разгаре. Помолившись про себя, Эггертон поднял руку и запустил встроенный в дверь анализатор.
Ему открыл красивый, седой, крепко сложенный мужчина под сорок. Легонько помахивая бокалом, он тупо смотрел на Эггертона – хозяин явно не понимал что к чему, потому что слишком много выпил и очень устал.
– Что-то я не помню, что приглашал вас… – начал он, но Эггертон просто отодвинул его в сторону и прошел в квартиру.
Там веселилась толпа народу. Люди сидели, стояли, переговаривались и смеялись. Кругом бутылки, мягкие кресла. В комнате висел тяжелый аромат духов. Переливались яркие ткани, меняли цвета стены, роботы разносили закуски, из спален доносилось женское хихиканье, сливающееся в нестройный шум с голосами гомонящих людей… Эггертон сбросил пальто и принялся бесцельно бродить вокруг. Она ведь где-то здесь, здесь. Он переводил взгляд с одного лица на другое, а видел лишь пустые лица, затуманенные алкоголем глаза, раззявленные рты. Потом развернулся, вышел из комнаты и зашел в спальню.
Дорис Соррел стояла у окна и молча смотрела на огни города внизу. Стояла спиной к Эггертону, опершись одной рукой на подоконник.
– О, – пробормотала она, приоборачиваясь. – Уже?
И тут она увидела, кто это.
– Я… хочу получить это, – сказал Эггертон. – Мое предписание о явке в двадцать четыре часа. Я готов его взять. Теперь.
– Вы меня напугали. – Дрожа, она отодвинулась от широкого оконного стекла. – Сколько… сколько вы так стоите и смотрите на меня?
– Я только что вошел.
– Но почему? Вы странный человек, мистер Эггертон. Ведете себя… непонятно. – И она нервно хихикнула. – Я совсем вас не понимаю.
Из темноты показалась мужская фигура, мгновенно обрисовавшаяся черным силуэтом в дверном проеме.
– Дорогая, я принес тебе мартини.
Тут он завидел Эггертона, и на лице проступило удивление, а потом злоба:
– Слышь, вали отсюда, парень. Дама тут не одна.
Вся дрожа, Дорис уцепилась за его руку:
– Харви, это человек, которого я сегодня обработала. Мистер Эггертон, это мой муж.
Они очень сдержанно пожали друг другу руки.
– Где оно? – жестко спросил Эггертон. – Оно у вас с собой?
– Ну… да. В сумочке. – И Дорис отодвинулась. – Я пойду принесу. Если хотите, пойдемте вместе. – Она уже взяла себя в руки. – Вот только я не помню, куда я сумочку дела. |