Двенадцать бойцов из Эйн Шмона дважды перепроверили свое оружие. Дэни выглянул из-за скалы, готовясь произвести первый выстрел – сигнал для атаки, которая начнется спустя двадцать секунд. Мойше Караван, чья позиция была ближе всех к домам, перелил бензин из канистры в бутылку, заткнул горлышко смоченной в бензине тряпкой и держал наготове спички. Завидев Наймуддина, Шмария почувствовал, как волна вины и тревоги пробежала по нему, и склонил голову в безмолвной молитве. Он был рад, что Дэни решил дождаться окончания утренней молитвы. Семьи тех, кому будет суждено погибнуть, смогут, по крайней мере, утешить себя тем, что их возлюбленные попали в рай.

Молитва кончилась, и обитатели Аль-Найяфа вернулись к своим повседневным делам, пребывая в счастливом неведении в отношении готовящегося нападения. Трое часовых, собравшись вместе, курили и болтали, повесив на плечи винтовки, не зная, что представляют собой удобную мишень.

– Они помолились, – сквозь зубы сказал сам себе Дэни. – Сейчас посмотрим, готовы ли они умереть. – Он выстрелил в воздух, чтобы предупредить женщин и детей о необходимости спрятаться, затем сосчитал до двадцати. Крики ужаса сотрясли тишину, матери хватали своих детей и в панике разбегались, мужчины метнулись в дома за оружием. Захваченные врасплох, трое часовых открыли наугад пальбу, по-прежнему продолжая безрассудно стоять тесной группой. В одно мгновение они были убиты наповал. Дэни удовлетворенно кивнул сам себе. Все шло именно так, как он задумал: убитые часовые послужат отмщением за убитых в Эйн Шмона; оставалось поджечь один дом и ранить четверых.

Он прикрыл Мойше в то время, как его друг стремительно рванул вперед, держа в руках горящую бутылку. Мойше взял на заметку дом, куда не вбежали ни одна женщина и ни один ребенок, и, домчавшись до него, швырнул бутылку внутрь. Взрыв последовал мгновенно. Оранжевый огненный шар выбил дверь, и дом превратился в кромешный ад.

Прикрывая Мойше, Дэни простреливал пространство вокруг с целью ранить, но не убить. Крики и вопли женщин и детей были криками ужаса, а не боли, в этом Дэни был уверен. Он дал своим людям совершенно четкие указания: не стрелять в женщин и детей.

К этому времени мужчины Аль-Найяфа успели схватиться за оружие и открыть ответный огонь: вспышки выстрелов возникали то тут, то там. Мойше вскрикнул, когда пуля настигла его, но рана оказалась царапиной, и он, пригнувшись, бросился в безопасное место.

В доме, принадлежащем миролюбивому Наймуддину и его жене Йехан, оружия не было, и поэтому они не открывали ответный огонь. При звуке первого выстрела Наймуддин потянул жену вниз на пол и велел не подниматься. Лицо его было искажено тревогой, в голосе звучала ярость.

– Это Абдулла навлек на нас беду! – бушевал он, затем поспешил из дома, чтобы попытаться остановить безумие. Несколько мгновений спустя шальная пуля, раздробив ему плечо, заставила его пошатнуться и тяжело рухнуть на землю. Заслышав, как он вскрикнул от боли, Йехан позабыла о его приказе и, выбежав из дома, оттащила мужа в безопасное место. Увидев, что задеты лишь мягкие ткани, она возблагодарила Бога и немедленно поставила на огонь воду.

Абдулла был в ярости. Он предвкушал ответное нападение, прекрасно понимая, что смерть невинных – лучшее средство разжечь ненависть. Поскольку он никогда не расставался с оружием, атака евреев не застала его врасплох: нырнув за низкую стену, он первым открыл ответный огонь. Абдулла предупреждал часовых, что им следует быть настороже, но они подвели его. Увидев, как они упали, он проклял их: они заслужили смерть, проявив небрежность. И он очень надеялся на то, что они отправились прямиком в ад.

Но ответный налет шел не так, как надеялся Абдулла. Евреи оказались осмотрительными стрелками. Насколько он мог видеть, не пострадала ни одна женщина и ни один ребенок. Он снова выругался.