— Мягкости от мамы? — повернувшись к старику, переспросила Эбби. Гнев, который она ощутила после разговора с Ритой Гэдздон, кажется, нашел выход. — Моя мама была такой мягкосердечной, какой только может быть женщина, но у нее была железная воля. Она смягчала суровый нрав отца, и, без сомнения, поддерживала и вас. Но в конце концов она все-таки ушла от вас, не так ли?

   Старик замолчал. Эбби понимала, что обидела его. Даже в темноте кареты она заметила, как изменилось выражение его лица. Голова его безжизненно опустилась.

   — Ей не следовало убегать из дома. Это проклятый Блисс сманил ее.

   — Однажды отец рассказал мне, что сначала даже не испытывал интереса к маме. Это она бегала за ним, — настаивала Эбби, зная, что каждое ее слово ножом врезается в сердце старика. — Но она все-таки предпочла его угрюмый взгляд вашему… вашему… — Неожиданно Эбби замолчала, не в силах добить старика.

   Внутри кареты воцарилось молчание.

   Эбби прикрыла глаза, и ее тут же начало мутить. Мама никогда не одобрила бы такой жестокости. В отличие от папы, чьим богом был бог повиновения и справедливого наказания, мама верила в любовь и милосердие. До сих пор Эбби считала, что она исповедует мамину веру. Душа ее переполнилась стыдом, и женщина отвернулась к окошку, чтобы вдохнуть свежую прохладу ночи.

   Карету как всегда сопровождал Таннер. Сегодня он ехал верхом на длинноногом сером жеребце. Макнайт взглянул на нее, и Эбби забыла о своем плохом самочувствии. На мгновение ей даже показалось, что взгляд его полон участия и заботы — тех чувств, которые он обычно прятал. Через секунду лицо Таннера приняло свойственное ему холодное выражение.

   Злость улеглась, и Эбби охватило чувство вины перед дедушкой. Опустив занавески, она откинулась на подушки.

   — Простите меня.

   — Что? — выдохнул Виллард Хоган.

   — Я прошу прощения за то, что вела себя так безжалостно. Мама учила меня совсем другому.

   Мистер Хоган расправил плечи.

   — Нет, девочка, ты права. Ты все правильно подметила. Я и Гамильтоны… мы все такие. И остальные тоже… Надутые петухи и расфуфыренные пустышки. Просто выскочки. Мы сидим на мешках с деньгами. Ну вот… опять я за свое.

   Эбби покачала головой:

   — Я такая же, как ты.

   К удивлению женщины, старик подался вперед и взял ее руку в свою.

   — Мы с тобой родственники. Одна семья. Кроме нас, у нас никого нет.

   Это была правда. И Эбби слегка пожала старческую руку в ответ.

   — Я не понимаю, что произошло между тобой и мамой. Как вы могли полностью разорвать отношения?!

   — Ах, Эбби, девочка! С высоты сегодняшнего дня все выглядит так глупо…

   Эбби улыбнулась:

   — Обычно так обращался ко мне папа — Эбби, девочка.

   — Неужели? В конце концов, и в его сердце должна была быть хоть капля тепла. Но тогда… Все, что я видел в нем, это огонь и проклятие будущего неистового священника. Он относился к деньгам, которые у меня водились, как к золоту дьявола, а мое честолюбие представлялось ему грехом, за который мне уготовано место в аду. Кроме того, он настроил дочь против меня.

   — Но мама любила его, — мягко, чтобы не обидеть старика, заметила Эбби. — Я просто не понимаю, почему она должна была выбирать между вами двумя. — Произнеся эти слова, Эбби уже знала ответ.