14. Проверялся…

К завтраку они явились поздно. Ели молча, Шарапов прятал глаза. Понятно, почему. Чтобы хоть как поднять настроение напарника, Жеглов отдал ему свой эскалоп. Тот посмотрел благодарно, принялся сдержанно есть. Рабле на это взирал благосклонно. Он хорошо знал: без мяса мужчина – не мужчина.

– Теперь ты понимаешь, все это надо ликвидировать, – придвинув решительное лицо, сказал Жеглов шепотом, хотя в зале кроме них было всего несколько человек и сидели они далеко. – Ликвидировать, потому что это не должно существовать в принципе.

– Понимаю, – ответил Шарапов. – Но я против насильственных действий, ведь мы частные лица.

– Такие, как ты, бегут в полицию, бегут, увидев, как колотят немощного старика или насилуют беззащитную женщину, – Жеглов разозлился.

– Я не могу без нее, – поднял горемычные глаза Шарапов.

– Я предлагаю тебе ликвидировать систему, а не Лизу, – Жеглов бросил вилку на стол. – Она человек подневольный. И не распускай сопель, все будет хорошо. Женишься потом на ней, детишек нарожаешь штук пять.

– Хорошо, я согласен… Что вы ночью видели?

– Тут я говорить не буду – смотри, Пелкастер уши как сурок растопырил. Давай, заканчивай с калориями, и пойдем ко мне, там все изложу.

Спустя пятнадцать минут они сидели в номере, и Жеглов повествовал. К концу его рассказа глаза Шарапова намокли.

– Опять ты за своё! – рассердился Жеглов. – Спит она с тобой? Спит. Тебе нравится, как она это делает? Нравится. Представь: она твоя жена, и вы живете в Париже. И она предлагает тебе граждански утилизировать твою использованную сперму, ну сдавать ее для науки в Сорбонну или приготовления лекарств. Что, ты бы не согласился? Конечно, согласился, ведь передовой капиталистический человек! И вообще, с юмором надо ко всему относиться! С юмором и перевербовывать. Вот завтра или когда в другой раз встретитесь, расскажи ей, что все знаешь. Но по-прежнему согласен донором для науки быть, но через раз. А для убедительности предложи ей руку, сердце и замок в придачу. Есть у тебя шато?

Шарапов кивнул.

– С виноградником, небось? – завистливо спросил Жеглов.

– Да, с виноградником в сто гектаров. И винными подвалами, – смущенно ответил Шарапов.

– Прадедушкино вино есть?

– Прадедушкино и даже дальше.

– Непременно к вам приеду. Крестным возьмешь?

– Возьму. Кстати, сегодня мне Бокасса опять не снился. И человечина тоже.

– Что, вообще ничего не видел?

– Нет, видел. Тебя. В форме НКВД. Она тебе шла…

– Ну вот, значит, вылечил я тебя.

– Значит, вылечил. Только мяса все равно не дают.

– Потерпишь с мясом ради дела.

– Потерплю. Что будем делать дальше?

– Дальше надо узнать, куда деваются эти органы и все такое.

– А может, лучше пойти к профессору?

– И взять его за шкирку?

– Да. Как меня и Генриетту.

– Нет, не тот это человек. К тому же, я думаю, Генриетта ему уже все рассказала, и он принял меры.

– Против тебя можно принять меры?!

– Запросто! Пули меня дырявят только так, я проверялся. Кстати, когда утром гулять шел, у Жерфаньона что-то под столом в закутке упало, судя по звуку, автомат. И еще второй день профессора Жерар повсюду сопровождает. С пистолетом под мышкой. Усек это?

– Усек. Мне говорили, Жерар – бывший стрелок одной из марсельских шаек.