Изменить размер шрифта - +
Мне говорили, Жерар – бывший стрелок одной из марсельских шаек. Прячется тут от своих.

– Кто говорил?

– Аннет Маркофф. Она живет с ним.

– Откуда знаешь?

– Как-то ходил в поселок, в магазин и видел, как он от нее выходил. Довольный, как червонец.

– Тут все живут, что ты будешь делать! Даже старушки скособоченные. Профессор, небось, сперму тоннами вывозит. Вот только я теперь один…

– Один, потому что Генриетта на тебя глаз положила. Ну и живи с ней.

– Я думал об этом… Завтра париться пойду, а там посмотрим.

– А как насчет дела? Ты говорил, что дверь та без замочных скважин, и даже без ручки?

– Надо нарисовать план комнат той части Эльсинора, может, он что подскажет.

– А ну, нарисуй. Я тут все почти все знаю.

Жеглов достал из секретера лист бумаги, карандаш. Нарисовал план цокольного этажа с мертвецкой и смежными с ней комнатами.

– Понятно. Я знаю, как туда попасть…

– Как?

– Вот тут, – взяв карандаш, стал Шарапов рисовать, – как раз напротив вертолетной площадки, есть выход из цокольного этажа. Дверь железная, замочная скважина есть, место укромное.

– Как раз напротив вертолетной площадки… – повторил Жеглов. – Понятно… Чтоб, значит, сразу с операционного стола на вертушку, а с вертушки – на операционный стол.

– Слушай, Глеб, тебе не кажется, что ты не современен? В наши время медицина достигла таких высот, что запросто пересаживаются сердце, печень, почки, легкие, конечности. Недавно даже лицо одной девушке от другой пересадили. Мне кажется, что все это нормально. Человек умирает или погибает, и его органы пересаживают больным и калекам… Что же касается спермы, ты знаешь, сколько сейчас мужчин в Европе не способны иметь потомство из-за нарушения сперматогенеза? Десятки тысяч, а может, и сотни. А жены их хотят иметь детей…

– Да понимаю я это! Другого не понимаю! Не понимаю, зачем твоей Европе нужны органы и сперма сумасшедших стариков?

– Мне кажется, Перен научился их омолаживать. Представь, берется печень восьмидесятилетнего пьяницы, помещается в хитрый раствор, и он через какое-то время превращает ее в печень здорового пятнадцатилетнего юноши. Я же, кажется, говорил тебе, что Перен пытался сделать нечто подобное с сердцем Мегре in situ.

– И тем убил его.

– Пусть убил! Президенты многих стран убивают тысячи людей, и некоторые из них получают от ООН за это премию Мира. А Перен убьет полдюжины сумасшедших стариков и потом вылечит всех людей мира! Почему-то считается нормальным посылать на смерть молодых людей, имеющих жен и детей, посылать ради плененного солдата или квадратного метра территории, а опыты над заключенными и смертельно больными считаются глубоко антигуманными!

– Кого-то мне твои речи напоминают…

– Кого? – остыл Шарапов.

– Переновского шпика.

– Дурак. Я говорю то, что думаю.

– Верю. И потому скажу, что каждый должен заниматься своим делом. Врачи лечить, а менты – ловить. Ловить тех, кто нарушает закон. Если будет закон ловить педиков, я возьму наган и пойду их ловить. Если будет закон ловить стариков для медицинских опытов, я застрелюсь или уйду в лес. Понимаешь мою позицию?

– Понимаю. Но ты тоже должен понимать, что часто вперед нельзя идти, не нарушая. Это как в девственных дебрях – сколько всего затопчешь и сломаешь, пока на свет выйдешь. Да ты сам так идешь…

– Я всего-то за лацканы беру или с тараканами экспериментирую. А жизни ни у кого не отнимаю.

Быстрый переход