– «Кристалл» говоришь… – задумался Жеглов. – Интересные шляпки носила буржуазия…

– А что тут интересного? – удивился Шарапов.

– Знакомое название… Не могу только вспомнить, когда и при каких обстоятельствах его слышал. Нет, не могу.

– А ты как сюда попал, помнишь?

– Не очень…

– Ну хоть что-нибудь?

– Помню лишь как жена руки себе ломала. Глаза ее помню… Измученные, ожидавшие хоть какого конца… – голос Жеглова дрогнул.

– И на меня так смотрели…

– Нет, тут действительно хорошо, – переменил Шарапов тему, чтоб не видеть перед собой жениных глаз, бросающих навсегда. – Еще бы хорошо до правды докопаться…

– Слова «правда» и «хорошо» – редко ходят под ручку, – сказал Шарапов, помолчав. – Они антагонисты.

– Ты на что намекаешь?

– А ни на что.

– Нет, ты скажи.

– Ладно, скажу. Вот сейчас тебе хорошо?

– Ну да, хорошо.

– Почему?

– Почему? Ну, природа нравится, погода, узнал кое-что новенькое.

– А если я тебе скажу, что сюда тебя привезли мертвым, как и многих из нас?

– Ты чего, Володя, порешь?!

– А правду. Правду, которую ты хочешь знать. После твоего лечения при помощи иголок под ногти, я стал приводить в порядок все, что вспомнил. А когда складываешь клочки памяти, складываешь, как порванную в хлам рукопись, то клочки эти по краям нарастают, заполняя место недостающих.

– Ну и чего в твоей голове наросло?

– Когда ты сказал, что помнишь лишь то, что жена твоя руки ломала, я вспомнил, как тебя в Эльсинор через черный ход заносили. В цинковом гробу. А следом шел доктор Мейер с историей болезни, на которой было написано кириллицей «Епифанов Владимир Семенович» и была твоя фотография. Увидев меня, доктор засуетился и не заметил, как из истории болезни выпало твое удостоверение личности, я его вечером отдам, ибо подобрал.

– И что тебе за это было?

– За что?

– За то, что видел то, чего не должен был видеть.

– Электрофорез был. После которого я два дня спал, как убитый.

– Понятно. Ты говорил, что многих пациентов привозили мертвыми. Что, еще кого-нибудь видел в цинковом «костюме»?

– Да, видел. Мегре занесли, но не в гробу, а в черном полиэтиленовом мешке. Случайно это из-за угла увидев, я каждый вечер, уже в сумерки, стал просиживать в гроте, из которого черный ход хорошо просматривается. И видел, как заносили Пуаро и Ронсара, головой вперед, между прочим.

– А как ты узнавал, кого заносили? Что, на мешках большими белыми буквами были написаны имена жильцов?

– Примерно через неделю после каждого заноса Перен представлял пациентам новичка.

– А откуда гробы появлялись?

– Из поселка. Их обычно привозили на электрокаре в сумерках. И перед этим со стороны поселковой вертолетной площадки слышалось тарахтение вертолета. Кстати, вскоре после прибытия Ронсара, моя тетрадь с записями исчезла, и я, все забыв, перестал сидеть в гроте. Как тебя привезли, я увидел случайно.

– Интересные шляпки носила буржуазия… – сказал Жеглов. – Знаешь, что я вспомнил сейчас? Из предыдущей жизни?

– Что?

– Вспомнил, как очнулся от криков жены. – Уходите, уходите! – кричала она кому-то в прихожей, кому-то бубнившему, что «Кристалл» сделает это за смешную цену и по высшему разряду… Получается, одна и та же контора нас сюда отправила.