Речь оборвалась и больше, как мы не вслушивались, ничего не было.

Выдохнули и загалдели одновременно:

— Что это? Откуда? Как?

— Тетя Марта, а что было до этого? — это уже я спросила.

— Кирочка! Родная! — Марта крепко обняла меня и расцеловала в щеки, — Мы услышали слова «От советского информбюро» и не поверили, а потом еще и еще! Это же чудо!

— Хотели начать дежурить в беседке, поэтому собрались здесь! — зачастила соседка, — Просто не верится! Нужно всем рассказать!

— Товарищи! Представляете, что это значит? — дед Матвей потряс тростью, — Это значит, что идет война с немцами на их территории! Кенигсберг — это германский город! И мы побеждаем, раз берем пленных в таком количестве!

Все мы, не сговариваясь, заорали, — Ураааа!

— Так, — взяла слово Марта, как только наши восторженные крики стихли, — будем дежурить по очереди.

— Я буду с пяти до шести утра! — вставила я, на что Марта кивнула:

— Остальных распишем в штабе.

Мы поднялись и пошли в поселок, только дед остался на месте, попросив не трогать его, будет приходить-уходить когда захочет.

Жители ликовали до вечера. Весть всех ободрила — хоть какая-то определенность за пять лет молчания «большой земли».

Но дежурившие люди в последующие дни ничего не услышали. Прошло более двух месяцев, а результата так и не было. Вспыхнувшая было надежда, сменилась унынием. Всех мучила неизвестность и печаль по ушедшим в туман. Некоторые не выдерживали и целыми семьями покидали поселок. Ушла Екатерина, Галкина мама, оставив нам с бабушкой прощальную записку. Теперь в магазине работала я.

Упрямо продолжала верить, что все будет хорошо. Без устали твердила: Он обещал и обязательно вернется! Невероятное — возможно!

Мы все, жители «Старой мельницы», убедились в этом. Разве не так?

Двадцать второго июня сорок пятого года было особо тоскливо после вчерашнего разговора с бабушкой. Я застала ее плачущей, она тоже захотела уйти в туман, звала с собой.

Мне стоило больших сил успокоить бабулю, отложить решение. Ругала ее за малодушие, обращалась с мольбой не оставлять меня, обещала подумать, как быть дальше. Утром, идя в беседку, размышляла об этом. Как долго продлится неизвестность? Жизнь ли это? Или мы давно не живем, и это место называется ад? Может, и бог существует, и наказывает так за неверие?

Не зная, у кого получить ответы, обратилась к серому небу. Поднявшись на парапет беседки, крикнула вдогонку ветру, дующему с моря:

— Почему так несправедливо? Где те, кого мы любим? Где мама, папа? Где мой Ингмар?

Впервые за четыре года назвала его по имени! Мне так захотелось, чтобы он откликнулся!

Набрав в легкие воздуха, громко позвала:

— Ингмар! Ингааа!

Глава 8

Мир — это все, что заключено здесь.

Жизнь, смерть, люди и все остальное, что окружает нас.

Мир необъятен и непостижим.

Мы никогда не сможем понять его.

Мы никогда не разгадаем его тайну.

Поэтому мы должны принимать его таким, как он есть, — чудесной загадкой.

Открыл глаза. Мутный поначалу свет стал проясняться, появился фокус, предметы надо мной приобрели четкость. Дощатый беленый потолок, лампа, спрятанная под жестяной колпак, лицо девушки в белом платке, склонившееся надо мной.

— Доктор, доктор! Идите сюда скорей! Он очнулся!

— Ну-с, дорогой, как вы себя чувствуете? — прохладная рука доктора на запястье, в другой он держит луковицу часов на цепочке, немного молчит, — Великолепно!

Отпускает мою руку, укладывая на кровать.