— Вы говорите затасканнейшие вещи. Я ведь только этим и занимаюсь. Еще маленькой я играла листьями осенью. Мы тогда всей семьей играли.

— Это было до наводнения?

— До.

Я опустился на корточки и принялся запихивать вещи в чемодан. По телу разливалась огненная волна. Зло трудно возненавидеть, но можно пересились ненависть и самому стать злом. Я ненавидел не Молли и даже не Лемпа, а тщетность желаний, неистовое разбазаривание жизненной энергии и тот омерзительный нуль, что поджидал их в конце.

Какие неуклюжие у меня руки! Складывая коричневый костюм, я выронил на пол бумажник из крокодиловой кожи.

Молли на четвереньках подползла к нему.

— Давай сюда, — сказал я. — Это улика.

— Бумажник Керри... Я сделала ему подарок на прошлый день рождения. Тридцать лет — не шутка, а у меня в то время как раз были деньги.

— Ты уверена?

Ее пальчики заползли в бумажник.

— Здесь его инициалы. Когда я расплачивалась, то попросила, чтобы сделали монограмму.

В уголке внутреннего кармашка и впрямь переплелись маленькие золотые буковки "К" и "С".

— Я была права: Лемп убил Керри и взял его бумажник и машину.

— И девушку.

— Не так. Керри единственный человек, которого мне довелось любить. Когда Лемп не бил меня, я испытывала к нему чуть ли не родственные чувства, словно он был мне отцом или дедом. Ему хотелось только смотреть на меня — и все. Но сердце мое всегда принадлежало только Керри.

Я взял бумажник у нее из рук и бросил в чемодан. Она подошла к зеркалу, укрепленному над рукомойником, поизучала отражение и сказала, обращаясь к самой себе:

— Иногда я начинаю забывать, кто я на самом деле. Иногда даже я не могу этого вспомнить.

Она подняла створку окна и, выглянув, осмотрела пожарную лестницу. Красновато-черное зарево зависло над крышами. Были слышны дальние вопли, гиканье. Звуки города били по нервам, словно порывы ветра по струнам железного леса.

Я усадил девушку на скамью во внешнем офисе, а рядом поставил чемодан Лемпа. Сегодня работало в ночную смену трое помощников вместо полагающегося одного. Шесть глаз впились в Молли, а затем в мою сторону. Я сказал:

— Есть что-нибудь о ребенке Джонсонов?

— Пока нет. Хотя все может быть: нам ведь не докладывают. А это что за симпампунчик?

Молли выгнула спину и блеснула на помощников ослепительной, полной неподдельного восхищения улыбкой.

— Свидетельница. Сэм здесь?

— В своем кабинете. Не хочет идти домой.

— А Форест?

— Устроил в канцелярии временный штаб, — проговорил человек у панели с телефонами. — Если хочешь до него добраться, то заполни несколько анкет, а я постараюсь выбить тебе временный паспорт или визу. С демократами связан не был?

— Не волнуйся.

— Шучу, сынок.

— Хо-хо.

— Что с тобой, Хов? Теряешь чувство юмора? — Он повернулся к остальным. — Мистер Кросс ведет свой корабль по звездам.

Я ответил:

— Если хочешь удружить, будь добр, закажи мне какой-нибудь еды. Я не питался в течение последних нескольких недель.

— И... что же вы желаете, сэр? — Он взял в руку телефонную трубку.

— Смирно! Ветчину, яйца и кофе. Буду у Сэма.

Я шваркнул на прилавок доллар и, подхватив чемодан в одну руку, а Молли в другую, пошел по коридору к закутку Сэма Дрессена.

Сэм спал, так пристроив голову на столе, что она казалась большим гранитным пресс-папье. Я растряс его, и он, мигая и улыбаясь, уселся прямо.