— На Садовой, — торопливо ответил он.

— Там есть какое-нибудь кафе поблизости?

— «Каприз».

— Через двадцать минут я подъеду.

Сунув телефон в сумку, я направилась к вешалке, девчонки, которые прислушивались к разговору, С сомнением переглянулись, Ирка, не выдержав, спросила:

— А кто за тебя работать будет?

— Те, кому с родней повезло куда меньше, — ответила я.

Снег на солнышке успел подтаять, я дважды угодила в лужу и дала себе слово завтра же отогнать машину в сервис. В частном сыске без тачки никуда. Погони, перестрелки... Права Агатка, не своим делом я собираюсь заняться. Впрочем, не в первый раз.

Я успела запрыгнуть в отходящий троллейбус, сунула руку в карман пальто в поисках мелочи. Под ногами грязная жижа, рядом тетка-кондуктор с сердитым видом наблюдала за моими попытками наскрести нужную сумму.

— На паперти, что ли, стояли?   - спросила она, забирай горсть меди.

— На паперти нынче подают плохо, — пожаловалась я.

— Тебе и другом месте стоять надо, озолотишься.

«Вот чертова баба», -  думала я в досаде, обозревая пейзаж за окном, на пятой по счету остановке я вышла и почти сразу заметила Одинцова. Он нарезал круги возле темно красной «Хонды», стоявшей прямо напротив кафе с яркой вывеской «Каприз».

— Геннадий Владимирович! - крикнула я и побежала к нему через дорогу.

Он вскинул голову, махнул мне рукой и попытался улыбнуться. Через минуту я оказалась рядом с ним, и мы затоптались на месте в некотором замешательстве, точно влюбленные на первом свидании. Хотя Одинцов и улыбался, но его тревожное состояние угадывалось, а мрачные думы никакая улыбка скрыть не могла. Не знаю, действительно ли его порадовал мой звонок, точнее, предложенная мною замена, впрочем, утопающий хватается за соломинку. Одинцов, с моей точки зрения, утопающим все же не был, после убийства прошло меньше месяца, у следствия есть все шансы найти убийцу, так что безнадежность, с которой говорил Одинцов, немного преждевременна. Правда, он опасался стать подозреваемым.  А вдруг именно это его и беспокоит? «Нечего гадать, — одернула я себя. — Поговори с человеком и все узнаешь».

— Посидим в кафе? - произнес Геннадий Владимирович, все еще переминаясь с ноги на ногу.

— Там, наверное, будет удобнее, - ответила я с сомнением: вдруг Геннадий Владимирович экономный? За свой кофе я сама расплачусь.

— Да-да, идемте.    

Он зачем-то взял меня за руку, и мы вошли в кафе.

Посетителей было немного, мы выбрали стол у окна, заказали кофе. Одинцов сбросил куртку, помог мне снять пальто, я заметила, как дрожат его руки. Он устроился напротив меня, потянулся за сигаретами, но тут же поинтересовался:

— Вы курите?

— Пытаюсь бросить. Но вы можете курить.

— Я тоже пытался бросить, — невесело усмехнулся он, закуривая. — Держался больше года. Теперь без сигарет обходиться не могу.

Он глубоко затянулся и уставился в окно. Я достала блокнот и ручку, помолчала немного, готовясь к долгому разговору, и сказала:

— Геннадий Владимирович, начнем с главного вопроса: у следователя есть причина вас подозревать?

Он пожал плечами:

— Думаю, причина проста — других подозреваемых на сегодняшний день нет.

Нам принесли кофе, я сделала пару глотков, надеясь согреться, в кафе было довольно прохладно, хотя, может, мне так только казалось.

— Извините, что мне придется задавать вам вопросы, на которые вы уже не раз отвечали, но...

— Я понимаю, — кивнул он. — Спрашивайте... И, если вы не против, давайте обойдемся без отчества.

— Не против. Расскажите о том, как вы.