— А вы, думаете, наши самые «верные союзники», французы, лучше британцев? Как бы не так! — продолжил он. — Они подготовили проект, согласно которому за предоставленную Францией помощь тем, кто попытается свергнуть власть большевиков, новое российское правительство должно… Одну минуточку.

Тут генерал Марков достал из кармана френча текст тайного соглашения — того самого, которое французское правительство, в нашем прошлом желало заключить с правителем Юга России бароном Врангелем.

— Итак, господа, послушайте! — генерал развернул бумагу. — Новое российское правительство должно признать все финансовые обязательства России по отношению к Франции вместе с процентами. А уплата долгов должна быть гарантирована:

«а) передачей Франции права эксплуатации всех железных дорог Европейской России на известный срок;

б) передачей Франции права взимания таможенных и портовых пошлин во всех портах Черного и Азовского морей;

в) предоставлением в распоряжение Франции излишка хлеба на Украине и в Кубанской области в течение известного количества лет, причем за исходную точку берется довоенный экспорт;

г) предоставлением в распоряжение Франции трех четвертей добычи нефти и бензина на известный срок, причем в основание кладется добыча довоенного времени;

д) передачей четвертой части добытого угля в Донецком районе в течение известного количества лет»…

— Не может такого быть! — воскликнул один из офицеров, пораженный до глубины души. — Это просто уму непостижимо!

— Может, может, — включился в разговор генерал Деникин, — достаточно вспомнить поведение этих самых «союзников» во время войны. Не забудьте, господа, как по требованию французского Генштаба в августе четырнадцатого было остановлено успешно начатое русское наступление в Галиции. Австро-Венгерская империя реально стояла на грани военной катастрофы. Еще чуть-чуть, и нам была бы открыта прямая дорога на Будапешт. Могу сказать, что эта злосчастная война могла действительно окончиться до осеннего листопада полной победой русского оружия, поскольку как минимум половина снятых с Западного фронта германских сил, вместо переброски их под Кенигсберг, была бы отвлечена на помощь терпящим катастрофу австрийцам.

Тут я снова вступил в беседу.

— Господа, — сказал я, — мне довелось недавно побеседовать с великим князем Николаем Николаевичем-младшим, который в начале войны был главнокомандующим Русской армии. Он рассказал о той настойчивости, с которой наши союзники требовали перенести главный удар в Силезию. Вы все помните, чем это наступление закончилось и как дорого оно обошлось Русской армии… А ведь Галиция больше подходила для проведения скоротечной маневренной операции. Уж поверьте, у меня есть опыт в этом деле…

— Хм, — задумчиво сказал генерал Леонтович, — господин полковник, говоря о скоротечной маневренной операции, вы имеете в виду операцию, которую вы провели под Ригой? Мы тут с господами офицерами, если говорить честно, до сих пор теряемся в догадках — как вам удалось молниеносно разгромить целую германскую армию?

— Это особый случай, — ответил я. — Успех под Ригой решили многие факторы, среди которых были хорошо поставленная разведка, наличие под рукой мощного механизированного резерва, выдвинутого на позицию в нужный момент, и авиационная поддержка. Фельдмаршал Гинденбург сам сделал все для поражения руководимых им войск.

— Неужели все так просто, как вы рассказываете, господин Бережной? — с деланым недоумением и сарказмом спросил меня полковник Кислов. — А мы-то думали, что там произошло что-то особенное, недоступное простым смертным.