— Напрасно вы ерничаете, господин полковник, — вмешался в разговор генерал Марков. — Если бы в русской армии разведка и снабжение были поставлены так же, как у Вячеслава Николаевича в его Красной гвардии, то многих трагических событий во время прошедшей войны можно было бы избежать. Элементарные ведь вещи, а вот задумываться о них мы начали только сейчас. К тому же о Моонзундской и Рижской операциях совершенно не были осведомлены наши так называемые союзники. Ведь Россия проводила их исключительно в собственных интересах. Кстати, интересное совпадение — Февральский бунт, закончившийся отречением государя, произошел вскоре после того, как командующий Черноморским флотом адмирал Колчак начал подготовку к проведению десантной операции по захвату Босфора. Вы все знаете, как британцы не желали этого.

Антон Иванович Деникин, окончательно убедив господ офицеров, поставил в этой несколько затянувшейся дискуссии финальную точку.

— Я согласен с полковником Бережным, — сказал он, — особенно в том, что, совершив определенные враждебные действия против Российской империи, англичане и французы сами лишили себя статуса наших союзников. Мы вышли из этой совершенно ненужной войны, и вот пусть теперь эти господа сами воюют с германцами. Нашей же заботой должно стать восстановление территориальной целостности России и наведение в ней порядка, основанного на вере и справедливости, оставляя вопрос государственного устройства за скобками. Слишком много всего было наворочено за последний год, чтобы просто так, с разбегу, пытаться что-то решить. Сначала надо в стране порядок навести и народ успокоить. Ну, а потом уже и политикой заниматься.

— Однако, Антон Иванович, — снова задал вопрос неугомонный полковник Кислов, — ваше мнение нам уже известно, но вот интересно, что по этому поводу думают полковник Бережной или господин Сталин?

— За товарища Сталина, — ответил я, — ничего не могу сказать, но вот свое мнение и мнение моих товарищей попробую озвучить.

— Извольте, — кивнул полковник Кислов, — было бы весьма интересно его узнать.

— Сразу хочу сказать, — начал я, — что возврата к той ситуации, что была до февраля семнадцатого, не будет. Династия Романовых неудачами последнего царствования полностью дискредитирована. Да и сам Николай Александрович обратно на трон не рвется — он хочет пожить спокойно, занимаясь своей семьей.

Генерал Леонтович задумался.

— Господин полковник, как я понимаю, вы в душе сожалеете о невозможности восстановления монархии. Хотелось бы еще знать, почему?

— Хотя бы потому, Евгений Александрович, — ответил я, — что Россия может существовать лишь как империя. Наши огромные просторы и окружающие Россию угрозы требуют сильного, единоличного, практически самодержавного правления, поддержанного жесткой вертикалью власти, пронизывающей все общество от правителя до деревенского старосты. Вопрос только в том, что старая система управления страной, основанная на сословных привилегиях, мягко говоря, уже скончалась. Из почти миллиона взрослых дворян мужского пола в начале двадцатого века на службе состояли не более ста тысяч. Девять из десяти дворянских имений или уже проданы с торгов, или заложены и перезаложены в Дворянском банке. Сразу скажу, что я не имею в виду здесь присутствующих. Знаю, что вы не бездельники, а защитники отечества. А вот прочие дворяне… Сегодня России остро необходимо новое служилое сословие, свободное от недостатков предыдущей формации. И действующие офицеры имеют все шансы пополнить его ряды.

— Господин полковник, говоря о новом сословии, вы имеете в виду большевиков? А как же демократия? — влез в разговор какой-то молодой, а посему не представленный мне штабс-капитан.