— Я тебя люблю, теть Рай! — признался Птичик.

— А я тебя люблю еще больше, чем он! — Верка. И Ваньку расцеловали всласть.

Тетка вытащила из передника конфету и протянула малышу:

— На-ка, скушай соевый батончик! И вкусно, и полезно! Я сама с чаем люблю скушать пару соевых батончиков.

Ванька отшатнулся, уверенный, что эта улыбчивая, вкусно пахнущая тетя собирается его съесть. Он задрожал, и слезы покатились из его грустных турецких глаз.

Удивленной Рае объяснили, что у мальчишки прозвище такое — Соевый Батончик!..

Посмеялись по-семейному.

За всей суетой забыли про мать.

Она тем временем судорожно собиралась, запихивая в чемоданы лучшие вещи. Все они, когда-то модные, теперь не смотрелись богато, и она подумала, что много лет не покупала для себя ничего симпатичного, на выход… «Куплю в Анталье несколько платков и наделаю из них платьев…» Достала из-под паркетины долларовую заначку и спрятала ее на груди, в лифчик. До самолета осталось всего два часа…

Она потащилась с чемоданами к выходу, так и не сказав детям прощальных слов. Они почуяли ее уход и вышли в прихожую. Мать коротко обернулась, взглянула на них лошадиными глазами, показала зубы, а потом исчезла…

Верка шмыгнула носом, но тотчас была захвачена в объятия тетки и вновь зацелована.

— Теть Рай, — спросила Верка, — а мама вернется?

— Не тетя я вам…

— А кто?

— Бабушка, наверное…

— Бабушка? — Птичик распробовал непривычное слово, которое так приятно выговаривать.

— Ба-буш-ка…

— Так вернется мама?

— Конечно, вернется! — убедительно обещала тетка, а по-новому — бабушка…

Птичику казалось, что отъезд матери никак его не тронул, но скорее он запрятал любовь к ней, к странной и непутевой, главной женщине его жизни, куда-то глубоко в подсознание, а потому выглядел безразличным.

Верка также старалась не показывать истинных чувств, но маленький Ванька, еще совсем беззащитный, плакал несколько следующих ночей, а днем искал мать по всей квартире, заглядывая даже под кровати…

Через пару недель все попривыкли без нее, прибранные и обласканные бабушкой.

Ночами Птичик запирался в кухне и все смотрел себе в подмышку, удивляясь неменяющейся картинке звездного неба. Там, высоко-высоко, в бездне мироздания изменений нет… Покой и вечность… В ногах у него обычно спал Антип, и снился псу странный сон, как плывет он на какой-то лодке по большой воде с хозяином своим Нестором. Тогда Антип во сне скулил, а Анцифер гладил его по пузу большим пальцем правой ноги… А потом подросток засыпал, и каждую ночь ему тоже снился один и тот же сон, будто он слышит голос отца, который зачем-то называет ему странный незнакомый адрес:

— Поезжай, сынок, в Башкортостан. Там от Уфы пойдешь в юго-западном направлении. Дойдешь до Учалинского района, отыщешь Мансуровское месторождение… Далее инстинкт подскажет!..

После произнесения адреса отец сразу исчезал, растворялся миражом, а Анцифер просыпался встревоженный и дни напролет думал, что бы мог значить этот беспокоящий его сон. С течением дней Птичик озаботился этими снами настолько, что почти перестал замечать окружающих. Он похудел, жил почти по привычке и замкнуто, чем беспокоил доброе сердце бабушки Раи. По ночам он автоматически продолжал заглядывать в дыру, которая становилась почему-то меньше размером, да так быстро, что теряла эластичность, а в одну из ночей Птичик и вовсе не обнаружил входа в свою душу. Черная дыра исчезла, даже шрама не осталось.