Да, совсем новую, все еще со смятой решеткой.

— Но вы дрались за него, — тихо сказала Ланетт. — Из-за него вы пролили кровь.

— Не делайте меня лучше, чем я есть, — категорически заявила я. — Вы храбрая женщина, миссис Гласс.

— Не делайте меня лучше, чем я есть, — тихо повторила Ланетт Гласс мои слова. — Я поблагодарила черного морского пехотинца на следующий день после драки, но до сегодняшнего вечера ни разу не выразила признательность вам.

Я смотрела на пол, на свои руки, на что угодно, лишь бы не видеть больших карих глаз Ланетт Гласс. Когда я подняла взгляд, она уже исчезла.

Толпа медленно продолжала двигаться к выходу. Люди разговаривали, качали головами, натягивали пальто, шарфы и перчатки. Я шла вместе с остальными, погруженная в свои мысли, потом оттянула рукав, чтобы посмотреть на часы: восемь пятнадцать. Через открытые двери можно было видеть тесную толпу в вестибюле. Люди колебались, прежде чем выйти на холод. Между мной и дверями было человека три и как минимум шестеро — позади меня. Дородная женщина слева повернулась ко мне, чтобы что-то сказать. Я так никогда и не узнала, что же именно.

Взорвалась бомба.

Не могу припомнить, поняла ли я сразу, что произошло, или нет. Когда я пытаюсь это сделать, у меня начинает болеть голова. Но я, должно быть, повернулась и каким-то образом почувствовала, что возвышение разрушено.

Могучий ветер толкнул меня сзади, и я увидела, как голова женщины отделилась от тела, когда ее шею перерубило блюдо для пожертвований. На меня брызнула ее кровь, когда обезглавленное тело рухнуло, а голова и я полетели вперед. Мое толстое пальто и шарф слегка смягчили ударную волну, как и тела людей, находившихся позади меня.

Деревянные церковные скамьи также отчасти приняли на себя удар, но они, конечно, превратились в щепки, причем смертельно опасные. Некоторые обломки были большими, как копья, и такими же смертоносными.

Грохот меня оглушил, и я полетела вперед в тишине. Все случилось одновременно, слишком многое, чтобы все уловить… Голова женщины летела со мной. Мы вместе направлялись в загробный мир.

Я лежала на правом боку на чем-то неровном, а на меня навалилось что-то еще. Я промокла до костей. В церковь врывался холодный ветер, здесь и там мерцали язычки пламени. Я наблюдала за огнем и гадала, почему мне так холодно. Потом осознала, что, слегка повернув голову, могу увидеть звезды, хотя нахожусь в помещении. Это было чудесно, и я решила, что должна кому-нибудь об этом рассказать. Огни погасли, но все равно я кое-что могла разглядеть.

Я чуяла дым, резкий запах крови. Все это перекрывала тяжелая вонь химикалий, совершенно незнакомая мне.

«Дела плохи», — подумала я.

Я совсем ничего не слышала, поэтому ситуация становилась еще более сюрреалистической.

Одни мои органы чувств были в полном смятении от случившегося, другие совсем отказали. Мне нетрудно было убедить себя в том, что я просто вижу кошмарный сон.

Думаю, на несколько минут я потеряла ориентацию, потом до известной степени собралась. Я понимала, что рядом кто-то есть, чувствовала движения, но ничего не слышала.

Страдая от боли, я перевернулась на спину, приложила ладони к тому, что лежало у меня на груди, и толкнула. Оно сдвинулось. Я попыталась сесть, но снова упала. Больно.

В полумраке надо мной появилось чье-то лицо. Ланетт Гласс. Она что-то говорила. Я это видела, потому что губы ее шевелились.

Наконец женщина, кажется, осознала, что я ее не понимаю, и медленно задвигала губами.

Я решила, что она спрашивает: «Где… Муки?» — и вспомнила, что видела Престон чуть раньше. Она находилась на другой стороне помещения, когда вышла из церкви в вестибюль. Кстати, вот где я — в АМЕ церкви Голгофы.