Потом я был уже не там. Я стоял на арене и смотрел туда, где Смит держал на весу ребенка. Мои руки были подняты потому, что я надевал что-то на голову.

Шлем! Голова оказалась не моя. Шлем едва уместился на самом верху меховой короны. Я глянул вниз, и этого было достаточно.

Я уже был не ребенком, а гориллой. Ого!

Шлем чуть не упал с головы, но я неуклюже поймал его, еще не привыкнув к своему новому телу. Раздумывая, что делать дальше, на другой стороне арены я увидел Билли, стоящую над распростертым телом линкора. Я окрикнул ее, и мой голос прозвучал низким, раскатистым ревом. Но Билли все равно оглянулась.

Я бросил шлем ей. Затем пошел за Смитом!

Где-то послышались выстрелы, но это ничего не значило. Свистели пули. Вы когда-нибудь пытались прицелиться в вопящую гориллу, бегущую прямо на вас? Тогда не говорите, что это просто.

Смит быстро отпустил ребенка и перепрыгнул через ряд сидений. Я поймал малыша, аккуратно положил его и понесся дальше. Я даже не старался перелезать через сиденья. Просто шел через них, как бульдозер. Я остановился только, чтобы взять косоглазого громилу могучей рукой. Он оказался не таким уж тяжелым. Я бросил его в Смита.

Они грохнулись на пол. С треском ломающегося дерева, я приземлился на них. Они даже не попытались встать.

Кто-то выстрелил в меня. Это был косоглазый нацист. Они с Третьим, наконец-то, вырубили копа, хотя их было двое, и они орудовали пистолетами, как палками. Третьего я не видел.

СТРЕЛОК думал, что находится вне досягаемости, но, видимо, забыл, какие длинные у гориллы руки. Я и сам не знал, пока сильно не замахнулся, не услышал звук удара и не увидел, как парень закрутился, словно волчок. Он уже не встал.

Вскрикнула Билли. Это тут же развернуло меня. Она была на середине арены, бежала, чтобы подобрать Вонючку и второй шлем, мчалась так быстро, как только могла, а Третий гнался за ней с пистолетом в руке. Толпы у выходов наделали столько шума, что вряд ли кто-нибудь замечал, что происходило вокруг. Но я все видел.

Гориллы не могут быстро бегать, разве что на короткие расстояния. К тому же у Третьего была большая фора. Он догнал бы Билли прежде, чем я поймал бы его... если что-нибудь срочно не предпринять.

Я понесся вниз по полосе разрушений, которые учинил полуминутой раньше, и прыгнул изо всех сил. Гимнасты давно разбежались, но их снаряды никуда не делись. Одна трапеция висела как раз в нужной плоскости. Я ухватился за перекладину, мой вес сорвал ее с крючков. И она пронесла меня через арену, прямо к Третьему.

Он остановился. Неподвижно стоял, прицеливаясь в спину Билли, пока она поднимала Вонючку.

Тогда я понял, что пролечу мимо этого гада. Трапеция оттягивала меня налево. Я отпустил ее, полетел, бешено вращаясь в воздухе, и с грохотом приземлился. Если я промажу — Третий попадет!

Я отчаянно извернулся. Пистолет выстрелил, но за долю секунды до этого я ударил нациста. Ударил со всей тяжестью огромного веса гориллы. К счастью, мое падение что-то смягчило.

Но вот Третьему пришлось туго. Его даже не могли потом отскрести. Пришлось использовать промокательную бумагу.

Я встал, отряхнулся и убедился, что Билли не ранена. Она снова побежала. Я выкрикнул ее имя. Оно прозвучало невразумительным ревом.

Но она, наверное, услышала в нем что-то знакомое, поскольку остановилась и оглянулась через плечо. Я, разумеется, не мог говорить, поэтому мне приходилось жестикулировать. Билли поняла, что я хотел сказать.

Поняла, что мне было нужно — один из шлемов. Так что она бросила его мне, но не стала подходить слишком близко. Убедившись, что шлем включен, я натянул его на голову так хорошо, как только смог.