И откуда такая настойчивость по отношению к Алиции – тоже не знаем.
Анита вдруг как будто проснулась.
– О господи, у вас опять что-то стряслось? Опять кого-нибудь убили? Погоди, погоди, дай совсем проснусь. Что у вас случилось?
– Да нет, пока ничего нового.
– А почему же тогда вы не спите в такую рань? Я уж подумала, как минимум, трех прикончили. Не заболели ли вы там все?
– Просто мы вычисляли убийцу и вычислили тебя. Алиция настаивает на том, что ничего такого о тебе не знает и не понимает, за что ты так? Мы тоже не понимаем.
– Не переживайте! – попыталась утешить нас Анита. – Я и сама себя иногда не понимаю. Знаешь, ты меня жутко заинтриговала, пожалуй, я к вам сегодня выберусь. Только сейчас дай мне еще поспать…
Я пересказала подругам разговор с Анитой.
– Не кажется ли вам, что мы все же ужасно бестактны? Звонить человеку в семь утра для того, чтобы спросить его, не он ли убийца? – начала Зося, а Алиция подхватила:
– Звонить человеку в семь утра – это в любом случае бестактность, чтобы не сказать свинство. Если это не она, придется тебе перед ней извиняться.
Хороши подружки!
– Анита ведь журналистка, значит, привыкла работать в любое время суток. А кроме того, это не она. Глупо мы придумали.
Я пересказала подругам разговор с Анитой. Алиция вытащила письмо Эдика и принялась перечитывать его в двадцатый раз.
– Да, не она. Вот тут Эдик ясно пишет о фотографиях, «сделанных в ее день рождения», а та фотография со дня рождения Генриха. Эх, напрасно ты ее разбудила.
– В таком случае мы напрасно потеряли ночь! – рассердилась Зося. – Вы как хотите, а я пошла спать. Не знаю, стоит ли звонить полицейскому. А впрочем, позвони, не одним же нам мучиться.
Алиция стала звонить, а я села писать письмо и даже до двенадцати успела отправить его, сбегав на почту. Наверняка получилось сумбурное, ну да ладно.
Господин Мульдгорд приехал после двенадцати. Мы вручили ему письмо Эдика, вручили фотографию Аниты с Алицией и собакой, вручили фотопленку. Изучив представленные документы, он погрузился в глубокие размышления и наконец произнес:
– Аз глаголю зело много.
И, опять помолчав, закончил:
– Не моя афера.
На этом окончательно замолк, и мы с Алицией напрасно ожидали продолжения.
– И в самом деле, очень много сказал! – не выдержала Алиция.
Герр Мульдгорд уселся в кресле поудобнее и, как мне показалось, с сожалением вздохнул.
– Не моя афера, – повторил он. – Истинно глаголю: моя афера есть убивство. Сия афера имея бысть для моих колегов такожде приятелев. Два лета вспять изловили еси человек зело нехорош исполняху подлая работа для краев заморских. Его же должно во смирение привесть паки заключати под стража. Вотще! Во оноже время человек сей утекаху прочь…
Прервав свой рассказ, господин Мульдгорд с сомнением посмотрел на нас. Мы слушали, затаив дыхание.
– Тайна сия велика есть, – предупредил нас полицейский.
Мы хором заверили его, что никому не скажем. Немного успокоившись, он продолжал:
– Подлая работа. Наркомания. Для бизнесмены в Грецыя.
Алиция лучше нас разбиралась в актуальных больных проблемах Скандинавии, поэтому первая поняла полицейского:
– Международная контрабанда наркотиков!
Герр Мульдгорд энергично несколько раз кивнул головой, подтверждая ее догадку, и продолжал:
– Человек сей бысть особа вельми важная. Он есть. Он имея помощь наша отчизна. Помощь сия велика есть, особа сия есть неведома. Полиция имея информация о великая любовь сей человек и сия особа…
– Ну, значит, это не Анита! – сделала вывод потрясенная Алиция. |