|
Они в таких делах мало что понимали. Умер он, как говорят, внезапно, от перепоя, может быть, но чувствовал, видимо, что конец не за горами: все написанное — вроде бы у него был целый ящик рукописей, не посылочный ящичек, а картонная коробка от цветного телевизора, подобрал, наверное, на свалке,— все это он уничтожил. Говорили, сжег, но я не верю: сжечь при центральном отоплении дома такую гору бумаг не так просто, соседи заподозрят пожар. Спустить в унитаз? Тоже адова работа, не для слабого, изнуренного человека, а таким он под конец и был. Может быть, рукописи просто выкинули те, кто въехал потом в его комнату. Так или иначе, исчезло все, кроме одной рукописи. Она находилась у кого-то из его собратьев и провалялась там, пока в компанию не затесался кто-то смыслящий в литературе. Такие ведь тоже далеко не всегда исповедуют воздержание... Прочитал — и поднял трезвон: вещь была очень хороша. Одна рукопись, а был их чуть ли не кубометр... А ведь это ты его отвадил, Митя,— и только из-за своей трусости. А твое выступление против директора чего стоило? Я уж не говорю об Аде... Неужели ты думал, что можешь надолго скрыть от меня? Митя, Митя... Что же удивляться, что я перестала любить тебя?
«Беда с теми, кто все помнит,— подумал Зернов.— Кстати...» — Ната, у тебя хорошая обратная память. А к Сообществу ты тоже принадлежишь? — Да...— ответила она не сразу. — Что такое это Сообщество? Расскажи, пожалуйста. — Ну, я не очень хорошо знаю... В общем, люди, обладающие обратной памятью, издавна стараются поддерживать между собой связь и обмениваться информацией о прошлом. Но это очень трудно. Ведь никто не в состоянии устанавливать какие-то новые связи, знакомства с теми людьми, которых не было в нашей Первой жизни. А таких, с обратной памятью,— немного. Я вот знаю только Колю... ну, Сергеева, и тебя теперь. Так что от меня пользы мало, кажется. Но иногда через одного человека поддерживается связь с большой группой Помнящих — так мы называемся... — Но для чего же знать Второе прошлое, Ната? Ведь ничего нельзя изменить. — Не спрашивай, я не знаю. Может быть, кто-то думает, что можно? Видно, у создателей Сообщества была причина — желать, чтобы прошлое не забылось. Они ведь успели в Первой жизни уйти куда дальше нас! Какой-то смысл был. Но я его не знаю. — Почему же не приглашают в Сообщество меня? — Не знаю... Может быть, потому, что твоя память не может дать людям ничего — ну, полезного, доброго? Не знаю... Зернов лежал рядом с Наташей, и пусто было в душе, не хотелось ни возражать, ни оправдываться, ни перекладывать на кого-то другого — хотя все это он делать умел. Погодя он сказал только: — Наташа, ведь нам полтора десятка лет вместе жить. Неужели вот так и будет? — А как иначе? — спросила она,— Чувства ведь вспять не идут, это ты уже понял, верно? Что же делать? Будем жить, да; и будем проходить снова через все это, и ты будешь делать все так, как делал в той жизни, потому что иного пути у тебя нет. Что же я тут могу поделать? Да, что тут могла Наташа поделать — а он сам, Зернов, что мог? Ничего. Кто мог знать? Если бы предупредил кто-то, что придется всю свою жизнь пройти еще раз, след в след, от конца к началу — может быть, и жили бы как-нибудь иначе. Хотя вряд ли: и когда люди верили в Страшный суд — все равно, поступали так, как хотели или как жизнь требовала. Вот это он и есть — Страшный суд... Сделанного не вернешь — вот уж недаром сказано. Как же жить теперь? — Давай спать будем,— пробормотал наконец Зернов. Наташа не ответила. Может быть, уснула наконец по- настоящему, а может быть, думала о своем — думала так тихо, что услышать ничего нельзя было.
А он все не мог и не мог уснуть. |
