«Я бы променяла все это».

Она закрыла глаза. Даже произнести вслух эти слова было больно.

Нет, она не будет сидеть здесь и горевать, хватит с нее! Она клянется — и это точно в последний раз — забыть все то, что уже нельзя изменить. Она сейчас зайдет в магазин, купит какое-нибудь снотворное из тех, что продаются без рецепта, и примет сразу несколько таблеток, чтобы сон побыстрее свалил ее с ног и она хоть как-то пережила эту ночь.

Энджи выбралась из машины и пошла к приземистому строению, освещенному изнутри белым светом. Она знала, что не встретит здесь никого из близких — ее родственники предпочитали делать покупки в маленьких частных магазинчиках.

Она уже направилась к кассе, когда увидела их.

Тощая женщина в грязной одежде несла в руках три блока сигарет и упаковку пива из двенадцати банок. Вокруг нее суетилось четверо детишек. Один из них — самый маленький — просил пончик, а его мать подзатыльниками гнала его прочь. Лица и волосы у детей были грязными, на матерчатых теннисных туфлях виднелись огромные дыры.

Энджи замерла как вкопанная, а сердце забилось болезненными ударами. Если бы в этом был какой-то смысл, она бы подняла голову к небесам и спросила у Господа: «Почему?»

Почему одни женщины беременеют легко, рожают кучу детей, а другие…

Она швырнула на ближайшую полку упаковку со снотворным и вышла из магазина. Она снова попала под дождь, и вода, падавшая сверху, опять смешивалась с ее слезами.

Сев в машину, она стала сосредоточенно наблюдать за входом. Вскоре семейство вышло из магазина. Они загрузились в видавший виды автомобиль и поехали прочь. Ни один ребенок не пристегнулся ремнем безопасности.

Энджи зажмурилась. Она знала: нужно еще немного посидеть и все пройдет. Печаль — как туча: рано или поздно, если быть терпеливым, она уйдет. Сейчас ее главная задача продолжать дышать…

Что-то стукнуло по лобовому стеклу.

Энджи открыла глаза.

Под дворником лежала листовка. На ней было написано: «Ищу работу. Стабильна. Исполнительна».

Дальше Энджи прочитать не успела, так как дождь размыл чернила. Она перегнулась через пассажирское сиденье и открыла окно. Рыжеволосая девочка в изношенной куртке и потертых джинсах раскладывала листовки. Она упрямо перемещалась от машины к машине, не обращая внимания на дождь.

Энджи не раздумывала. Выскочив из машины, она крикнула:

— Эй, девочка!

Девочка посмотрела в ее сторону.

Энджи подбежала к ней.

— Я могу тебе помочь?

— Нет. — Девочка уже собралась идти дальше.

Энджи сунула руку в карман своей куртки и достала деньги.

— Вот, — сказала она, вкладывая купюры в холодную мокрую руку девочки.

— Я не могу их взять, — прошептала та, мотая головой.

— Пожалуйста, ради меня, — взмолилась Энджи.

Они довольно долго смотрели друг другу в глаза. Наконец девочка кивнула. Ее глаза были полны слез.

— Спасибо, — произнесла она едва слышно и побежала прочь.

Лорен медленно поднялась по ступеням на освещенное лунным светом крыльцо и вошла в дом. Она чувствовала себя так, словно при каждом шаге некая неведомая сила сжимает ее, и, когда она поравнялась с дверью миссис Мок, ей вдруг показалось, что она очень сильно уменьшилась. Ее совершенно вымотало постоянное ощущение собственной уязвимости и одиночества. Она остановилась и опустила взгляд на мятые купюры в руке. Сто двадцать пять долларов.

«Ради меня», — сказала та женщина на парковке, как будто это она нуждалась в помощи.

Может, и так. Лорен научилась распознавать сострадание, когда оно было искренним.