– Не видели ли они тебя?

– Может быть, и видели. На заре я валялась в росе перед воротами и, кажется, спела песенку. Теперь, Маленький Брат, там больше нечего делать. Пойдем на охоту со мною и с Балу. Он хочет показать тебе новые соты, и мы все желаем, чтобы ты вернулся, и все пошло по-старому Измени выражение своего лица; оно пугает даже меня. Их не бросят в Красный Цветок, а в джунглях все хорошо. Разве это неправда? Забудем о людях.

– Через некоторое время мы забудем о них. Где в эту ночь пасется Хати?

– Где вздумается. Разве можно отвечать за Молчаливого? Но почему ты спрашиваешь? Что может сделать Хати, чего не в силах сделать мы?

– Скажи ему, чтобы он пришел сюда ко мне и привел с собой своих трех сыновей.

– Право, Маленький Брат… уверяю тебя, совсем… совсем неприлично говорить Хати «поди сюда» или «уходи». Вспомни, он господин джунглей, и раньше, чем люди изменили твое лицо, учил тебя Великим Словам.

– Это все равно. У меня есть Великое Слово для него. Скажи ему, чтобы он пришел к Маугли-лягушке, а если он не сразу послушается, скажи, чтобы он пришел ради уничтожения полей Буртпора.

– «Уничтожение полей Буртпора», – несколько раз повторила Багира, чтобы не забыть. – Я иду. Ведь в худшем случае Хати только рассердится, а я отдала бы охоту за целую луну, чтобы услышать слово, которое заставит Молчаливого сделать то или другое.

Багира ушла; Маугли яростно бил в землю своим ножом. До сих пор он еще никогда не видал человеческой крови и (что подействовало на него очень сильно) ощутил запах крови Мессуа на ремнях, которые связывали ее. А Мессуа обращалась с ним хорошо, и, насколько Маугли мог чувствовать любовь, он любил эту женщину так же сильно, как ненавидел весь остальной человеческий род. Но, как ни глубоко презирал он людей, их язык, их жестокость, их трусость, ничто из даров джунглей не заставило бы его отнять жизнь у кого-либо из поселян и снова почувствовать ужасный запах их крови. Он составил план более простой и в то же время более действенный. Маугли улыбался при мысли, что именно одна из историй, которые Бульдео, бывало, рассказывал под деревом, породила в его голове новый замысел.

– Я сказала действительно Великое Слово, – шепнула ему на ухо Багира. – Они паслись подле реки и послушались сразу, точно домашние волы. Смотри, вот они.

Хати и его три сына, по обыкновению, пришли безмолвно. Речной ил еще не засох на них, и Хати задумчиво дожевывал зеленый ствол молодого деревца, которое он вырвал своими бивнями. Тем не менее каждый изгиб его огромного тела показывал Багире, умевшей читать подобные признаки, что перед нею не хозяин джунглей, говорящий с человеческим детенышем, а существо, боящееся предстать перед тем, кто не испытывал страха. Три сына Хати, покачиваясь, шли вслед за своим отцом.

Хати сказал Маугли: «Хорошей охоты», но Маугли только слегка поднял голову. Он предоставил возможность слону долго качаться, переступая с одной ноги на другую, прежде чем заговорил; разжав же губы, обратился к Багире, а не к слонам.

– Я расскажу историю, слышанную мной от охотника, за которым ты сегодня охотилась, – начал Маугли. – Речь пойдет о слоне, старом и мудром: он упал в ловушку, и заостренный кол в яме прорвал ему кожу от ступни до верха его плеча; на этой коже остался белый шрам.

Маугли поднял руку; Хати повернулся, и свет упал на длинный белый рубец на его боку аспидно-серого цвета; можно было подумать, что огромное животное когда-то ударили раскаленным железом.