Аббаса не оказалось во Дворце. Не нашла я его и в саду, разбитом перед дворцовыми стенами, не оказалось воина и на тренировочном поле, и в казармах. Следовавшая за мной буквально по пятам рабыня, удивлённо поглядывала на меня, пытаясь понять, кого мы ищем, хотя, думаю, она догадывалась, что дело в Аббасе. А я шагала назад во Дворец и думала о том, почему именно сейчас, когда брат моего мужа так нужен мне, его нигде нет.

У дверей стояла стража. Завидев меня высокие мужчины, облачённые в доспехи их крепкой кожи, с мечами на поясах, низко поклонились. Я уже шагнула было мимо, но затем остановилась и смерила одного из воинов взглядом, после чего произнесла:

— Кто-нибудь из вас видел махариба Аббаса?

Мужчины снова поклонились, а затем тот, кто находился ближе ко мне, проговорил:

— Менсувар принца Шаккара недавно уехал к скалам по приказу повелителя Вазира!

Когда он только успел дать такие распоряжения? Я только диву давалась, но ждать возвращения Аббаса не могла.

— К конюшням! — велела рабыне, и мы снова отправились в путь, так и не переступив порог Дворца.

Конный двор, где варвары держали своих лошадей, располагался далеко за стенами дворцового сада, чтобы запахи навоза не мешали повелителю и жёнам принца наслаждаться чистым воздухом и ароматом трав. Дворец строили, когда в стране был мир и воинство Вазира считалось непобедимым, самой главной силой, державшей в страхе и повиновении остальные большие города и страны, граничившие с королевством моего нового народа. Сейчас, шагая под палящим солнцем, я жалела о том, что конюшни располагаются так далеко.

Полная решимости поговорить с Аббасом и попросить его выполнить мою просьбу, я отыскала главного конюха и велела подать мне лошадь. Он перечить не стал, глядя на свою госпожу, но взгляд его был немного странным, словно мужчина опасался сделать что-то не так и я подозревала, что едва покину пределы конюшни, он тотчас сообщит во дворец о моём отъезде.

«И пусть! — подумала я. — Все равно, так как прежде, уже не будет!».

Конюшни сейчас представляли собой жалкое зрелище. Опустевшие, они словно осиротели без своих обитателей, а я неожиданно поняла, рассматривая стойла, как много людей ушли на бой с моим мужем и как много их уже никогда не вернуться, не обнимут своих близких. От этих мыслей дрожь прошла по всему телу, и я закрыла глаза, чтобы не видеть всю эту пустоту, образовавшуюся не только вокруг меня, но и внутри, в моем сердце.

Как я раньше ненавидела Шаккара. Как мечтала о том, чтобы он исчез из моей жизни, как боялась его прикосновений...а теперь мечтала просто увидеть, прикоснуться, повторить слова любви и, наконец, услышать признание и от него.

«Услышу ли? — мелькнула мысль. — А что, если Сарнай не солгала? Что, если он действительно.» — подумала и тут же осеклась. Я не имела права так говорить. Мысли имеют свою, особенную силу и часто мы сами притягиваем к себе зло, думая о плохом.

— Ваша лошадь, госпожа! — проговорил конюх и подвёл ко мне белую кобылу. На её спине уже было седло, и я шагнула к лошади, намереваясь сесть. Конюх спешно опустился на колени, подставляя спину, и я проворно забралась на лошадь, схватив узду.

— Госпожа, а что делать мне? — запричитала рабыня. — Вы не можете ехать одна. А я не могу сопровождать вас!

— Возвращайся во Дворец и передай через слуг, что я отправилась к скалам, — велела я, — и что скоро вернусь, — а после ударила пятками в бока своего скакуна и направила лошадь к раскрытым воротам, а затем далее — в город.

Лента серой дороги вилась вперёди, уходя к скалам, поднимавшимся к синему небу. Она то исчезала за крышами домов, то возникала снова, пока я ехала по городу. Встречные жители, завидев меня, то спешно кланялись, то торопились уйти с дороги.