– Вот как! Что с ней ты делала?

– Как что? Общалась, гуляла. Мы играли в теннис.

– Она играет в теннис? Насколько я помню, в древней Иудеи кортов не существовало.

– Она научилась недавно. Но уже играет классно. Лучше меня. Хотя я пять лет ходила в секцию. И меня признавали способной.

– Теннис – это хорошо, но о чем вы говорили?

Вера задумалась.

– О многом. Почти обо всем. Она такая классная!

Введенский посмотрел на Веру. Раньше он не слышал от нее таких слов, она бы посчитала их вульгарными.

– Но о чем конкретно?

– Она продолжала мне рассказывать об их романе. Даже поделилась некоторыми интимными подробностями.

Введенскому вдруг стало жарко.

– И что за подробности?

– Не могу с тобой поделиться, это не мои секреты. Я пообещала ей молчать о них.

– Нет, значит, нет. Но этим ваши разговоры и ограничились?

– Что ты, совсем нет. Я лучше стала понимать Его. Вернее, не так. Раньше я ничего не понимала, хотя думала, что понимала.

– Что же ты поняла?

– Он действительно хотел изменить мир. Бог не может хотеть ничего другого. Но Он слишком поздно понял, что мир не меняется. Или меняется очень долго и тяжело. И требуются совсем иные усилия и другие способы. Не такие, как Он избрал.

– Разве Он не ведал этого с самого начала?

– В том то и дело, что нет. Он многого не знал или не совсем правильно понимал.

– Странно, – задумчиво протянул Введенский. – Мы все воспитаны на мысли, что Боги не ошибаются, что они знают все и обо всем. Но если это не так, в чем же тогда смысл божества?

– Я тоже задала ей этот вопрос.

– Что же ответила Мария Магдалина?

– Она сказала… – Вера замолчала и задумалась. – Она сказала, что Бог нужен для того, чтобы человеку было бы куда тянуться. Бог – это наша глубина, которую мы должны сами открыть и высота, на которую должны подняться.

– И все?

– Этого мало?

– Не знаю. Я всегда о Боге думал по другому. Я его представлял… – Введенский замолчал. – Знаешь, я вдруг сейчас поймал себя на мысли, что на самом деле никак Его не представлял. Без конца слышал это слово, сам его повторял бесконечно, а вот по настоящему задуматься об его значении как то так и не удосужился. И боюсь, не я один. Это распространено повсеместно.

– Удивительно, Марк, но у меня тоже возникают похожие мысли.

– Это не удивительно, а закономерно. Мы же познакомились с живым Богом. Раньше бы я думал, что такая встреча вызовет во мне гигантское потрясение. А сейчас я почти спокоен. Даже не понимаю, что со мной происходит. Просто у меня появился еще один знакомый с редким именем Иисус Христос.

– Может, мы еще не в состоянии оценить всю грандиозность события? – предположила Вера. – Все выглядит уж слишком обыденно.

– Возможно, – согласился Введенский. – Но все же мне кажется, не все так просто.

– Кстати, Он просил тебя к Нему заглянуть, если у тебя есть время, – произнесла Вера.

– Он спрашивает, есть ли для Него у меня время? Непостижимо.

– Он очень тактичный и щепетильный. В отличие от его окружения.

– Тебе оно не нравится?

– Не все. Некоторые апостолы чересчур шумные и не слишком образованные. У меня даже не возникает желания общаться с ними.

– Что делать, это в основном простые люди. Рыбаки, горожане, есть мытарь. Университетов никто из них не кончал. Тем более не защищал диссертаций на богословские темы.

– Мне не нравится твой юмор, Марк.

– Не вижу в нем ничего страшного.