Но я-то, после конфуза с Вадимом, в подобных подлянках судьбы разбиралась отлично, а потому на душе у меня стало еще неспокойнее…
Глава 4
Каучуковые подошвы его теплых зимних туфель мягко ступали по мокрой мостовой, не издавая ни звука. Он неохотно снял свое белое жреческое одеяние, из соображений конфиденциальности сменив привычный наряд на длинное драповое пальто неприметного серого цвета. Голову мужчины по-прежнему закрывал глухой капюшон, что с учетом нынешней ненастной погоды выглядело совершенно уместным. И даже если намеренно не принимать во внимание его уникальное умение отводить от себя взоры досужих зевак да стирать из человеческой памяти воспоминания о случайной встрече, то было ли кому дело на улочках вечерней Буды до этого высокого, худого, немного сгорбленного мужчины, явно спешащего по одному ему известной надобности? Время близилось к вечеру, погода сегодня выдалась на редкость отвратительной, а посему прикрывающимся шляпами и зонтами прохожим стало совершенно не до любопытства. Порывы колючего северного ветра подхватывали водные брызги и, присовокупив к ним пригоршни липкого снега, так и норовили просочиться за поднятый воротник куртки или забраться под полы плаща. Тут уж не до любопытства, скорее бы домой попасть - поближе к теплому калориферу или под плед на диван. К тому же как назло, вблизи автовокзала на улице Миклоша столкнулись двухъярусный туристический автобус и шикарный «мерседес-бенц», образовав шумный затор и создав лишнюю суматоху. Говорят, есть пострадавшие, да и раритетный автомобиль побился изрядно. Вот ведь что нынче непогода творит! Поэтому праздношатающихся гуляк на улицах сегодня не наблюдалось, торопились и спешили все без исключения, а пуще всего тот самый мужчина в пальто с капюшоном, который умел при необходимости становиться идеально невидимым и неслышимым.
А путник все прибавлял и прибавлял шаг, ибо ему предстояло преодолеть немалое расстояние - аж до самой горы Хармашхатар-хедь. У приходской церкви района Уйлак он, кинув неодобрительный взгляд на ее вызолоченный, увенчанный ажурным католическим крестом шпиль, сел в автобус, идущий до самого конца проспекта Сепвёлди. Заплатив контролеру два форинта за поездку, он получил разовый талон синего цвета и занял последнее в ряду место у окна, специально отвернувшись к запотевшему стеклу. Но остерегался он напрасно, ибо продавшая ему билет женщина, пожилая и задерганная невиданным наплывом пассажиров, в тот же миг забыла про этого странного человека, не обратив никакого внимания ни на его скрытое капюшоном лицо, ни на необычной формы руку, затянутую в непроницаемую кожаную перчатку.
За окном автобуса медленно проплывали стены домов, до неузнаваемости искаженные мутным водным потоком, непрерывно льющимся с разверзшихся небес. Зима в Венгрии - далеко не самое приятное время года, и трясущийся в автобусе путник привык проводить его совсем не так, как сейчас, но сегодня у него попросту не было иного выбора. Уж слишком многое и неожиданное произошло за последние дни, вот и пришлось ему покинуть Убежище под храмом да отправиться в сей долгий путь, морщась от кислого, гнилостного запаха окружающих его людей. Это ведь только самим смертным кажется, будто человек благоухает изысканным ароматом используемых им духов. А на самом деле - человек недолговечное существо, стареющее и разрушающееся за несчастные пятьдесят - шестьдесят лет, пахнет тем, чем и положено пахнуть всему нежизнеспособному: резкой вонью разложения и миазмами могильного праха. Вот почему, абстрагируясь от толпы, путник предпочитал хладнокровно смотреть в окно, не уставая удивляться мощи этого величественного города, уже пережившего и намеревающегося пережить еще немало сотен человеческих поколений, ошибочно считавших древний Будапешт своей собственностью. О нет, это далеко не так! Город никогда не принадлежал людям, это они принадлежали ему целиком и полностью, уходя и приходя так мимолетно, что огромная столица даже не успевала заметить очередную смену населяющих ее жителей, уделяя им внимания ничуть не больше того, что уделяет мудрый зверь ползающим по нему насекомым. |