– Спасибо, Анна Сергеевна, не хочется.

– Все фигуру бережешь?

– Просто не хочется.

– И Олечке воробьиную порцию положила.

– Мне кажется, вполне достаточную.

Мама встала и, с трудом поворачиваясь в тесном пространстве между столом и плитой, добавила Оле еще картошки.

– Вот так, солнышко, кушай, бабушка лучше знает.

– Анна Сергеевна, пусть Оля сама решит.

– Ты бы лучше последила, что ребенок у тебя напихивается кетчупом. Вот что вредно!

– Оля, слышала?

Дочь насупленно молчала, и Лиза погладила ее по голове.

– А то химию всякую едят, а картошка им не годится! – сварливо проговорила мама.

– Но ведь это действительно тяжелая пища, – попыталась возразить Лиза.

– Не выдумывай! Мы ели и нормальные выросли, а все эти ваши новомодные диеты – чушь собачья! Да, Олечка? Смотри, какого бабушка папу красивого вырастила и тебя вырастит.

Оля промолчала, а Лиза поморщилась:

– Давайте сменим тему.

– А ты ешь по-человечески!

– Я ем столько, сколько нужно.

– Я бы на твоем месте, Толенька, задумалась, что это у тебя жена все худеет и худеет. Все фигуру бережет и бережет. Других забот, что ли, нет? Мы в наше время беспокоились о семье, а не о фигуре.

– Я справляюсь со своими обязанностями, – процедила Лиза.

– Это тебе так кажется, потому что ты эгоистка.

Лиза пристально взглянула на мужа.

– Мам, ну что ты такое говоришь, – промямлил Анатолий.

Мама ничего не ответила, но поджала губы очень красноречиво.

Чай пили в гробовом молчании.

После ужина жена вышла на лестницу, Анатолий последовал за ней.

Одна из узких железных полосок лестничных перил оказалась отогнута и торчала в пролет, видимо, у кого-то из соседей взыграла удаль молодецкая.

Анатолий с усилием вернул полоску на место и огляделся. Краска на стенах облупилась, оконные стекла в змейках трещин, кашляни возле них посильнее – и осыплются. Почтовые ящики в языках черной копоти, на подоконнике пустая консервная банка, набитая окурками. Уныние и запустение, но скоро они переедут в новый дом. Интересно, какой он будет? Хорошо бы кирпичная девятиэтажка, но это он раскатал губу. Блочный скорее всего дадут, и он не станет отказываться от первых и последних этажей. Что предложат, то и возьмет, потому что в следующий раз шанс неизвестно когда выпадет.

Заметив, как глубоко Лиза затянулась сигаретой, Анатолий покачал головой:

– Уж это точно вреднее, чем картошка.

– А я вообще-то не курю. Только нервы успокаиваю, когда меня твоя мамаша выведет, но поскольку она занимается этим постоянно, то могу и пристраститься. Толя, ну скажи ты ей!

– Что?

– Не знаю. Вот что ты сидел, как в рот воды набрал, вообще за меня не заступился?

– Лизочка, но это все-таки мама…

– А это все-таки я, жена твоя! А то все-таки Оля, твоя дочка! Сколько ты еще будешь позволять маме сосать из нас энергию?

Анатолий пробормотал, что мама хочет им всем только добра.

– Ага, сейчас! Ха-ха два раза! Я зря, конечно, тебя про огурцы спросила, а ты тоже хорош, не сообразил. Надо было сказать, что мои огурцы отстойные, жрать невозможно, не то что у любимой мамули. Умилостивить наше домашнее божество хоть так.

– Ну, конечно, я во всем виноват, кто бы сомневался, – обиженно засопел Анатолий.

– Поговори с ней, Толя, пожалуйста! Мы же все делаем, как она хочет. Отдельную комнату – пожалуйста, после одиннадцати не шуметь – будьте любезны, гостей не водить – извольте.