Он вскинул винтовку.

– Да, да, замечательно.

Выстрелил. Промахнулся.

– Ах ты дрянь, поганый сукин сын, спрятался. Я промахнулся всего на волосок!

– Господи, похоже, я умираю, – сказал Тревитт.

– Я тоже так думаю. Похоже, я и сам умираю.

Тревитт попытался сесть. Он устал лежать на твердых камнях. Но у него ничего не вышло. Винтовка вывалилась из его пальцев. Он кашлянул и с трепетом заметил струйку розоватой слюны, тянущуюся от его губ к винтовке, алую паутинку, тонкую и дрожащую. В конце концов она оборвалась и исчезла.

– Ой. Мама. Мама. Мамочка. Господи, мне так страшно.

Он попытался ухватиться за что-нибудь.

– Подбери нюни, а? Твоей мамы тут нет, – сказал Рамирес.

– Помогите мне. Помогите, пожалуйста.

– Прости, малыш. У меня своих забот полно.

Шок, золотистый и прекрасный, снизошел на Тревитта, принес с собой покой. По его телу разлилась неодолимая приятная истома.

Где-то сбоку неожиданно затрещала автоматная очередь. Она хлестнула по камням, за которыми они укрылись, Тревитта обдало каменным крошевом, и у него еще хватило соображения отпрянуть. Мексиканец вскрикнул. Потом выстрелил из своей винтовки, яростно передернул затвор, снова выстрелил, крича:

– Грязные шлюхи, прыщи гнойные, человеческое отребье!

Он вдруг умолк.

– По-моему, я в него попал. – Он тяжело дышал. – Но он тоже меня задел. Ох, Пресвятая Дева, прости меня. Мне нужен священник. Святая Дева, прости своего грешного сына.

Тревитт услышал, как винтовка упала наземь и поползла по камням.

Хозяин автомата снова полоснул очередью; полетела пыль и осколки. Тревитт отпрянул.

– Эй, – завопил Рамирес, – подойдите и убейте нас, ублюдки.

– Мама! Мама! – закричал Тревитт и попытался приподняться.

Еще одна очередь прошила его грудь.

– Я умираю, вот черт, похоже, я умираю.

– А вот и они, – сказал Рамирес. – Вот наши замечательные друзья.

Одна его рука была окровавлена, он неловко держал ее на весу. Голова тоже была в крови.

– О, только поглядите на этих шлюх. Шлюхи. Плевал я на вас, шлюхи. Солдаты. Взгляни, Святая Дева, солдаты.

К тому времени нападавшие уже вели себя довольно нагло. Их оказалось шестеро. Шесть человек, вооруженных в большинстве своем автоматами Калашникова, а один – снайперской винтовкой Драгунова, двинулись вверх по склону. На них были мешковатые камуфляжные комбинезоны и красные береты. Профессионалы. Настоящие коммандос. Тревитт лежал и смотрел, как они приближаются.

– Эй, мы с тобой задали этим ублюдкам жару, мистер ненормальный гринго. Что ж, вот тебе приключение, всем приключениям приключение. Мы им кровушки-то попортили, ох попортили. Шлюхи. Мы забрали кое-кого из этих шлюх с собой. Им пришлось целую армию подтянуть, чтобы выкурить нас отсюда.

Пришельцы преодолели уже половину подъема; автоматы они держали на изготовку. В их лицах вовсе не было заметно никакого торжества или ликования, напротив, они двигались, явно рассчитывая каждое свое движение, каждый жест, бесстрастные и неумолимые, истые военные, спеша скорее покончить со всем этим.

– Шлюхи, – повторил Рамирес.

Он тоже плакал; он упал на четвереньки, но раз за разом пытался подняться. Вокруг него все было в крови. Он пытался упереться ногой, но у него ничего не получалось, и он валился вперед.

– Им пришлось подтянуть армию, чтобы захватить нас.