Да уж, Сэм умел усыпить бдительность. Это был тот самый вопрос, который должен был уничтожить Майлза прямо сейчас, перед всеми начальниками отделов, и задан он был наимягчайшим, наиспокойнейшим тоном, какой только Майлзу доводилось слышать в своей жизни. Сэм снова говорил, как кардинал.

– Ну, в общем, он… – начал Майлз, еще не зная, чем закончит, и в то же время завороженный, загипнотизированный разражающейся над его головой катастрофой.

Но в тот самый миг, когда из головы у него начисто вылетели все слова, какой-то помощник – Ланахан даже не видел, как он вошел, – наклонился и положил перед ним записку.

Известие о том, что накануне вечером Чарди играл в баскетбол с каким-то городским молодняком на площадке в Анакостии и в результате перепалки беднягу Пола жестоко избили, стало для Майлза ничуть не меньшей неожиданностью, чем для всех остальных. Но он сообщил об этом таким уверенным тоном, как будто знал все с самого начала.

– Он в больнице Святой Терезы, на юго-востоке.

Ланахан улыбнулся Сэму.

– Можно мне еще воды?

Глава 47

Теперь его держали в секретном месте в далеком городе. Ему оказали медицинскую помощь, вымыли, заботились о нем. Он ожидал скорого суда и знал, что виноват. Неважно, в каком преступлении – он совершил их немало. Тюрьма не страшила его – он уже побывал за решеткой и знал, что прекрасно там устроится, если позволит здоровье, – но он скучал по сухой жаре своей родины, по своему пиву, своим девочкам и своей еде. Он скучал даже по Мадонне, старой безобразной корове. Хорошо хоть он оставил с носом семейку Хуэрра. Неплохо было бы отправиться в Мехико, когда все закончится, и перерезать их патриарху глотку. Небось будет трепыхаться как рыба, когда Рамирес пустит ему кровь. Но Рейнолдо понимал, что ничему подобному никогда не бывать. И все-таки в этой прохладной и скучной американской комнате приятно было убивать время в ожидании суда такой фантазией. Интересно, ему предоставят адвоката? Они ведь прислали к нему врача, который позаботился о трех его огнестрельных ранах и сломанном носе. Он и подумать не мог, что все так будет. Наверное, они сами нарушили закон, но он прекрасно понимал, что в этом мире, если ты силен, нагл и хорошо снаряжен, никаких законов для тебя не существует.

Но никакого суда не последовало. И его преступления американцев совершенно не интересовали. Им было плевать на контрабанду наркотиков, переправку нелегалов, сутенерство. Их волновало только одно: фотографии.

– Фотографии? Вы притащили меня сюда только затем, чтобы я взглянул на фотографии? Хорошенькое дельце.

– Да, только затем.

Человек, который его допрашивал, говорил по-испански. Мерно шуршали ленты магнитофонов, ярко горели лампы, на грудь и на руку ему налепили какие-то датчики, вокруг постели столпились напряженные люди. Похоже, ему было известно что-то весьма важное.

– Ну, тогда показывайте ваши фотографии. Черт с ними. Все для вас.

– Взгляните повнимательнее на этого человека, сеньор Рамирес.

Мексиканец сощурил отекшие глаза.

– Боже правый. Не было у него бороды, – сказал Рамирес на своем приграничном английском. – И одет он был обычно, как какой-нибудь norteamericano. Я думал, он и есть американец. Но лицо его.

– Вы переправляли его через границу?

– Si.

– И произошла перестрелка.

– Я ни в кого не стрелял. Это он устроил пальбу. Клянусь вам. Я ни в кого не стрелял. У меня даже пушки не было. Он еще раньше забрал мою пушку. Он очень умный hombre, скажу я вам. Приходит он в мое заведение и говорит мне: «Эй, мистер, вы переправляете меня в Лос-Эстадос, а я хорошо вам заплачу».