– Господи боже мой, – произнес наконец кто-то. – Вы это слышали?
– Он говорит неправду?
– Лео, дыхание не участилось.
– Он застрелил их обоих? Господи, Лео, ты можешь в это поверить?
– Я знаю, – сказал Лео. – Они не потрудились даже нанять кого-нибудь. Решили сами его устранить. Послали своих лучших людей, с самого начала.
– Выходит, ребята, которых Чарди отправил в расход в горах, – члены той суперпупербригады «Кинко де Хулио», которые устроили такой переполох в Анголе.
– Да, они и впрямь бросили на него самый цвет, Лео. Надо же, как им приспичило его убрать.
– Господи, – сказал Лео, – погодите, что еще будет, когда Чарди услышит, что его приятель мистер Рамирес пристрелил полковника и майора кубинской военной разведки.
Глава 48
Монахиня улыбнулась и сообщила, что к мистеру Чарди пускают посетителей, во всяком случае, до четырех, когда все посторонние должны будут покинуть госпиталь. Следующие часы посещений начнутся в шесть и продолжатся до восьми.
– Благодарю вас, сестра, – своим самым обаятельным голосом сказал Ланахан. – Как поживаете?
– Спасибо, хорошо, молодой человек, – ответила она.
– Рад видеть, что вы в монашеском одеянии, сестра. Теперь такое нечасто увидишь. Не нравится мне эта новая форма. А некоторые так вообще не носят никакой формы, что, на мой взгляд, уже слишком. Монашеское одеяние придает такую серьезность, такое достоинство.
– Мы именно так и считаем, молодой человек.
– Всего доброго.
Майлз, размягченный этой беседой, поднялся на лифте на четвертый этаж, свернул в один коридор, затем в другой, глядя на номера палат. Его подошвы звонко цокали по линолеуму. Он проходил сквозь какие-то двери и шел по каким-то коридорам, пораженный размерами этого госпиталя. С каждой стены смотрели распятия, лики Иисуса и Марии. Он улыбался монахиням. Прошло… сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз бывал в исключительно католическом учреждении? Так много. Слишком много. Ему пришла в голову мысль узнать, где здесь часовня, и заглянуть туда на минутку. Его охватила теплота и любовь, разлитая вокруг. Он порадовался, что Чарди находится в таком месте. Это пойдет старому ковбою только на пользу.
В конце концов, он отыскал нужное крыло.
«Неврология», – гласил указатель.
Ну да, логично. Чарди, псих, в отделении для больных на голову. Ланахан толкнул двустворчатую дверь. Здесь не было ни монахинь, ни священников, ни даже доктора в этих унылых зеленых стенах. Он приостановился, ища нужную палату.
«Чарди, Пол», – печатными буквами значилось на карточке, вставленной в рамку рядом с дверью.
Он снова остановился. Дверь была закрыта. По спине пробежал холодок. Ощущение какой-то неправильности, полной неправильности, охватило его. Впрочем, его профессия способствовала излишней подозрительности, и преуспеть в ней было возможно, лишь научившись справляться с этими назойливыми ощущениями. И все же он чувствовал какой-то подвох. Серый свет сочился сквозь окно в конце коридора.
Приступ подозрительности у Ланахана наконец прошел, и он снова почувствовал себя в своей тарелке, готовым заглянуть к Чарди, увидеть его, убедиться, что все в порядке. А уж тогда Майлз разберется с ним раз и навсегда – и кто здесь главный, и по поводу его геройства, и по поводу его отвратительных художеств вообще, которые портили все дело с самого начала, и, наконец, по поводу этой эпопеи с Тревиттом, собственной осведомленностью о которой он намеревался с ходу огорошить Чарди, чтобы не отпирался. |