Он попытался изобразить обиду.

– Майлз, таковы правила. Не так давно систему безопасности ужесточили. У нас тут разнообразные нововведения.

– Значит, мне придется тащиться обратно в корпус «А»?

«И как мне себя вести? – подумал он. – Что это еще за форма двенадцать?»

– Простите, Майлз. Ничего не поделаешь. Таковы правила.

– Боже, у вас тут что, завелся русский крот?

Блюштейн рассмеялся.

– Вы же знаете, как начальство любит время от времени устроить нам встряску.

– Да уж. Три года назад они попытались ввести идентификацию по отпечаткам пальцев. Впрочем, аппаратура только и делала, что ломалась. Ладно, пойду обратно в корпус «А».

– Мне действительно очень жаль. Вы ведь меня понимаете?

Неужели поддается?

– Это не ваша вина, – сказал Майлз, не двинувшись с места. – Надо было мне сначала узнать новые правила. Ничего страшного. Прогуляюсь, не барин.

– Господи, – сердито сказал Блюштейн, – можно подумать, эти формы двенадцать зачем-то им нужны. Они просто пылятся в кабинете у Данна, пока он их не выбросит.

– Ничего, Блюштейн. Ничего.

– Это совершенно идиотское, идиотское правило, – продолжал кипятиться Блюштейн. – Вечно они там у себя наверху выдумывают всякие глупости, чтобы нам тут жизнь малиной не казалась.

– Это хорошее правило. Предосторожностей много не бывает. В нашем деле безопасность – девяносто процентов успеха.

– Как думаете, много времени вам понадобится?

– Как пойдет. Может, управлюсь совсем быстро – а может, и час уйдет. Не знаю.

– Только побыстрее, ладно? Если кто-нибудь стукнет, шею намылят мне.

– Не беспокойтесь, – заверил его Майлз. – Никто не стукнет. – И отстранился, дожидаясь, пока Блюштейн введет код допуска.

– Майлз… Ты вернулся.

– Вернулся. Не бойся, Джерри, не навсегда.

– А-а.

– Да, я буду действовать тебе на нервы всего минуту-другую.

– В чем дело?

Ланахан находился в помещении, расположенном в стороне от затемненной «ямы», которое называлось дискохранилищем, а человек, к кому он обращался, был смотрителем дискохранилища. За спиной смотрителя высились стеллажи с дисками, их пластмассовая белизна в ярком свете этой чистой и лишенной какого бы то ни было запаха комнаты казалась ослепительной.

– Я слышал, ты пошел в гору. Майлз.

– Да, все неплохо, Джерри.

– Не думал, что у тебя получится. Я так и не понял, как тебе это удалось. Ты просто вкалывал и вкалывал.

– Когда-нибудь я открою тебе свой секрет. Мне нужен диск за семьдесят четвертый год.

– Что, ведешь чью-нибудь давнишнюю войну?

– Что-то вроде того.

– Мы тогда только раскочегаривали систему. Думаю, ее подключили где-то в конце семьдесят третьего. Это было так давно, что я еще даже здесь не работал.

– Можешь помочь мне раскопать эту информацию?

Джерри был краснолиц и желчен, рыжеватый мужчина, наделенный отчаянным честолюбием, который так и не сумел никуда выбиться. Он излучал разочарование. Он застрял здесь, в подвале, его карьера застопорилась в вычислительном центре. На Майлза он смотрел совершенно без всякого воодушевления.

– Маленький святоша. Ты все-таки добился своего. Повезло тебе.

– В детстве я не пропустил ни одной обедни. Вот почему судьба мне улыбнулась.