— Я знаю, — произнес он, потирая ушибленный бок. — Ты так отделала меня, что теперь нет никаких сомнений.
— Тебе крупно повезло, — усмехнулась я, ставя на предохранитель свой «глок». — Могло быть и хуже.
— А кого ты, черт возьми, ожидала увидеть? — поинтересовался он. — Тебе кто-то угрожает?
— Не важно, — недовольно проворчала я. — Меня сейчас больше волнует, что ты здесь делаешь.
Отец виновато хмыкнул.
— Я, конечно, догадывался, что ты не очень обрадуешься моему визиту, но не думал, что до такой степени.
— А ты надеялся, что я брошусь тебе на шею? Ты спятил?
Он грустно посмотрел на меня выцветшими от времени глазами.
— Неужели человек не имеет права рассчитывать на понимание со стороны своего первого ребенка? Даже если прошло столько лет и много воды утекло с той поры?
Я внимательно изучала его постаревшее морщинистое лицо.
— Я не видела тебя больше десяти лет, а ты ведешь себя так, будто мы расстались неделю назад. Захотелось узнать, как я живу? Нормально. Я успела выйти замуж и развестись, служила в отделе по расследованию убийств, получила звание лейтенанта и возглавила этот отдел. Полагаю, отец, даже этих скудных фактов достаточно, чтобы напомнить тебе о том, что с тех пор прошла целая вечность.
— Ты хочешь сказать, что из-за этой вечности я утратил право посмотреть на свою первую дочь?
— Зачем это нужно? — тихо промолвила я и равнодушно пожала плечами. — Для чего ворошить прошлое? Что ты можешь мне сказать?
Глаза моего отца увлажнились и заблестели.
— Боже мой, Линдси, ты стала такой красивой, — прошептал он, грустно улыбаясь.
Сейчас его лицо стало таким же мягким и милым, каким я его помнила в те далекие детские годы. Отец всегда казался мне очень добрым и беззащитным. Но я решительно тряхнула головой, словно сбрасывая с себя это наваждение.
— Ты не ответил на мой вопрос, отец.
— Послушай, Линдси, — произнес он и судорожно сглотнул, — я понимаю, что моя слежка за тобой не делает мне чести и еще больше разозлила тебя. Но неужели я не могу рассчитывать на чашку кофе в твоем доме и на несколько минут разговора?
Я с удивлением уставилась на человека, оставившего семью, когда мне было тринадцать лет, ни разу не навестившего больную жену, которого я считала подлецом и трусом. Я не видела его с тех самых пор, когда приносила присягу как офицер полиции, а он сидел в последнем ряду и молча наблюдал за мной. И вот теперь он сидит на земле, жалкий и постаревший, а я никак не могу решить, что с ним делать — помочь ему подняться и крепко обнять или послать ко всем чертям и отправиться домой?
— Ладно! — бросила я, протягивая отцу руку. Когда он встал, я стряхнула с его брюк прилипший гравий. — Ты уговорил меня. Я угощу тебя чашкой кофе, но только одной. Не рассчитывай, что я намерена болтать с тобой до утра.
Отец устроился на моем белом диване, я принесла ему чистое влажное полотенце, чтобы он вытер грязь на щеке и следы крови от небольшой царапины на лбу.
— Прости, что посадила тебе синяк, — сказала я, потягивая чай.
— Ничего страшного, — усмехнулся он и пожал плечами, — я заслужил гораздо худшего обращения.
— Да уж, это точно.
Некоторое время мы сидели молча, смотрели друг на друга и не знали, с чего начать нашу беседу.
— Ну что ж, — первой нарушила я тишину, — раз уж ты пришел ко мне, то, может быть, расскажешь, как прожил эти годы и чем занимаешься сейчас?
Отец выпил кофе, поставил чашку на стол и тяжело вздохнул. |