К счастью, после того как женщины удалились, он пробормотал какие-то извинения и тоже вышел из комнаты оставив нас с Джоном одних. Я как раз хотел сказать тому несколько слов. Теперь я практически взял себя в руки и МОГ задать некоторые вопросы, на которые прежде не решатся.

— Джон, помните, — спокойно заговорил я, наливая себе портвейн уверенной рукой, — вы говорили перед обедом, будто у вас есть основания считать, что полиция не удовлетворена моими объяснениями. Я действительно не могу понять почему — ведь я сказал им чистую правду. Что заставляет вас так думать?

Джон смущенно помешивал чай.

— Послушайте, Сирил, может быть, я зря заставил вас волноваться. Чертовски глупо с моей стороны. По правде говоря, я сам был несколько шокирован этим, и мне хотелось сразу же предупредить вас. Теперь я думаю, что, пожалуй, слишком сгустил краски. На самом деле, инспектор ничего такого прямо не говорил. Это всего лишь мое личное впечатление.

— Вот как? Так, значит, вы допускаете, что это впечатление могло быть ошибочным?

— Нет, — неохотно ответил Джон, — не совсем. Однако я думаю, что оно вполне могло быть преувеличенным. Давайте я вам лучше расскажу, что его вызвало. Как вы помните, побеседовав с вами, инспектор снова вызвал меня не сомневаюсь, исключительно с целью проверки ваших показаний, и я уверен, что у него осталось много открытых вопросов даже после нашего разговора. Он много спрашивал о ваших отношениях с Эриком, и это показалось мне плохим знаком.

— Что же вы ему сказали?

— Да ничего особенного: я сказал, что вы едва знали друг друга.

— А имя мисс Верити при этом не упоминалось?

— Разумеется, нет, по крайней мере мной, — сказал Джон, испытывая явную неловкость. — Я намерен передать остальным, чтобы они тоже ни слова не говорили о ней и… и о вас тоже.

По мере того как смущение Джона росло, пропорционально возрастало и мое хладнокровие. Я с любопытством отметил про себя этот интересный факт.

— Да уж. это было бы не лишним. Вы ведь прекрасно знаете, почему я при всех проявлял интерес к мисс Верити. Исключительно по слезной просьбе Этель. Думаю, будет справедливо, если остальные получат об этом правильное представление. Если полиция пронюхает об этом, она тут же сделает вполне очевидные выводы, и мне будет невероятно сложно потом ее переубедить.

— Конечно я это сделаю, — пробормотал Джон. — Видит бог, это меньшее, что мы вам должны.

— Джон, — не выдержал я, — вы что, в самом деле верше, что это я убил Скотт-Дейвиса? Нет, серьезно?

Но Джон не шел на прямой разговор.

— Раз вы говорите, что не делали этого, то, конечно пет, — вывернулся он.

— А есть ли мне хоть какой-то смысл убеждать вас, что я этого не делал?

Джон вдруг усмехнулся.

— Знаете что, Сирил, не важно, делали вы это или нет, но, возможно, вы заметили, что я сегодня откупорил бутылочку восемьдесят седьмого года. Не стану уточнять, по какому случаю, просто констатирую факт. И по этому поводу я выпью с вами еще по бокальчику. За ваше здоровье, Сирил Пинкертон, и пусть оно всегда будет отличным! — Необычайно жизнерадостная речь для Джона.

Но я еще не закончил. Остался последний вопрос:

— Ладно, Джон, тогда вместо этого просто скажите мне: вы действительно… не могу подобрать другого слова — в гаком восторге от того, что Скотт-Дейвис мертв?

Джон сразу посерьезнел и снова стал таким, каким я привык его видеть.