Изменить размер шрифта - +
Опусти видеограмму в прорезь компьютера и садись в расшатанное вертящееся кресло. Продолжай умолять уже не Призрака, а Иисуса с добрыми глазами и обнаженным сердцем, что висел на стене в спальне тети Лорен. Останови! Не дай ему свершиться! Не дай! Хотя я знал, что все уже свершилось.

Одетая в простое кимоно, она улыбалась мне, сидя перед ширмой из цветной бумаги во внутреннем дворике, под навесом. Позади виднелось маленькое кленовое деревце с листьями в коричневых прожилках и слышался звон падающей воды. Приветственно наклонив голову, Уме заговорила чересчур официальным тоном:

– Дорогой мой друг Роже… Я только что вернулась с конгресса из Осло. Теперь ты уже знаешь, что на нем произошел серьезный раскол в оперантном руководстве, спровоцированный нашим отчаянием по поводу непрекращающегося насилия в мире. Мечта о том, что мы способны привести мир к вечному миру, превратилась в наивную и самодовольную претензию. Как мы смели думать, что именно оперантам суждено преуспеть, когда на протяжении всей истории самые благие намерения снова и снова терпели неудачу?

Мы пытались дать человечеству братство ума, новое общество, где расцветет мир, где подозрения и злоба будут изгнаны с политической арены. А вместо этого еще больше углубили пропасть между оперантами и неоперантами. Никакого братства, только зависть и страх. Никакого мира, только вечная война.

Тебе известно, что предыдущие конгрессы единодушно утверждали этику любви и непротивления злу, воплощенную в светлом образе мученика Ургиена Бхотиа. Эта философия вместе с тезисом о том, что оперант обязан бескорыстно любить умы, стоящие на ступеньку ниже по эволюционной лестнице, никогда не оспаривалась за все двадцать лет – вплоть до нынешнего конгресса. О друг мой! Теперь вызов брошен.

Вначале никого не насторожило то, что дискуссия о политической деятельности оперантов зашла в тупик. С одной стороны, Дени, Джеймс и Вигдис, как всегда, проповедовали неагрессивность, а с другой, в полном убеждении, что операнты должны уметь защитить себя и свой народ как физической, так и умственной силой, выступили Тамара, Женя и – о стыд! – Хироси, мой соотечественник! А Тамара, наша общая мать!.. Душа моя оледенела, когда они трое открыли нам свои умы и показали логику, побуждающую их предать забвению драгоценное наследие Ургиена.

Да… эту логику можно понять. Советские операнты выстрадали больше всех остальных. Теперь, когда диктатор умер и Политбюро просит их вернуться для объединения распадающейся нации, разве могут они отказаться? Им предложили огромную политическую власть. Один раз их предали, но они верят, что больше это не повторится… да, их логику можно понять!

Но из нее проистекают гибельные последствия.

Китай боится Советского Союза. У него крепкие промышленность и сельское хозяйство, а его великий северный сосед голодает, поскольку гражданская война, несмотря на капитуляцию Ирана и переворот в Пакистане, все не утихает. Азия в ужасе смотрит на конфликт между двумя гигантами. Что может нас спасти? «Звездный удар» еще не готов. Однако его оборонительный потенциал легко перевести в наступательный! Адепты ВЭ в составе каждой нации контролируют гигантские лазерные установки и гадают, какая из стран первой рискнет их конвертировать… Япония опасается, что в Китае уже имеются такие мощности и они будут обращены как упреждающий удар против Советов…

Подобно лавине в моих родных горах Хоккайдо, все началось с небольшого толчка вниз. Вскоре чудовище уже нельзя будет остановить. Операнты сами придали ему ускорение. Да, это случилось в Осло, когда мы поставили друг другу умственные преграды и почувствовали, как прежние доверие и добрая воля катятся в пропасть. Воспринимая только логику, мы забыли о любви и мечте.

Мне горько и стыдно. В гордыне своей я культивировала цуки-но-кокоро – ум холодный, как луна. Пыталась учить, вести за собой, никогда и никого не принуждала… Но я не нахожу внутри себя той самоотверженности, которую мой народ называет «хара» и которая дала бы мне сил двигаться дальше по этому пути.

Быстрый переход