|
Он залез в один из ящиков и вернулся к столу с папкой в руке.
— Это лежит у меня уже три недели. Я не стал тебе говорить. Не знал как. Однако после такой информации… на основе такой теории, — быстро исправился он, — я вынужден…
Он выложил на стол перед ними рентгеновский снимок.
Они посмотрели, и Коллиер охнул. В голосе Джонни угадывался благоговейный ужас.
— Два сердца, — проговорил он.
Его рука сжалась в кулак.
— Это все доказывает! Гравитация на Марсе по силе равна двум пятым от гравитации Земли. Им необходимо двойное сердце, чтобы качать кровь, или что там у них есть, по венам.
— Но… здесь ему это не потребуется, — заметил Клейнман.
— В таком случае еще остается надежда, — сказал Джонни. — Вторжение не продумано до конца. Марсианские клетки обязательно, генетически неизбежно заставят проявить в ребенке инопланетные черты: двойное сердце, гипертрофированный слух, необходимость в соли… не знаю, что еще… любовь к холоду. Со временем, если их эксперимент пойдет удачно, они смогут искоренить подобные промахи, сумеют создать ребенка, в котором марсианским будет только разум, а все физические характеристики — полностью земными. Я, конечно, не уверен, но подозреваю, что марсиане владеют еще и телепатией. Иначе откуда бы он узнал, что ему угрожает опасность, когда Энн заболела воспалением легких?
Вся сцена вдруг снова встала перед глазами Коллиера: он стоит у постели и думает: «В больницу, о боже, в больницу!», а под плотью Энн крошечный чужеродный разум, уже прекрасно освоивший язык землян, улавливает его мысль. Больница, анализы, исследования… Коллиер конвульсивно дернулся.
— …нам делать? — услышал он конец вопроса Клейнмана. — Убить… марсианина, когда он родится?
— Не знаю, — сказал Джонни, — Но если этот… — он пожал плечами, — этот ребенок родится живым и нормальным, сомневаюсь, что убийство поможет. Уверен, они за ним наблюдают. Если он родится нормальным, они решат, что эксперимент удался, убьем мы его или нет.
— Кесарево? — предположил Клейнман.
— Может быть, — кивнул Джонни. — Хотя… уверятся ли они, что эксперимент провалился, узнав, что мы искусственным образом уничтожили… первого лазутчика? Нет, мне кажется, это не особенно удачная мысль. Они попытаются снова, на этот раз в каком-нибудь таком месте, где никто ничего не проверит, в какой-нибудь африканской деревне, каком-нибудь захолустном городке, в…
— Мы не можем оставить этого… эту тварь в ней! — цепенея, произнес Коллиер.
— А откуда нам знать, что мы сумеем удалить его, — угрюмо отозвался Джонни, — не убив при этом Энн?
— Что? — переспросил Коллиер, чувствуя, что от ужаса превратился в безмозглого идиота.
Джонни прерывисто вздохнул.
— Думаю, надо ждать, — сказал он. — Вряд ли тут есть другой выход.
Затем, увидев застывшее на лице Коллиера выражение, быстро прибавил:
— Все не так безнадежно, дружище. У нас есть кое-какие козыри. Двойное сердце, которое будет перекачивать кровь слишком быстро. Сложности, неизбежные при попытке соединить разнородные клетки. В июле будет очень жарко, а жара, не исключено, способна убить марсианина В конце концов, лишим его доступа к соли. Все это может помочь. Но самое главное — марсианин здесь несчастен. Он напился, чтобы забыть… как он там говорил? «О, избавь меня от этого пути».
Джонни мрачно посмотрел на них. |