Въезжающие в ворота танки бесстрастно подминали под себя тела солдат.

Некоторые были уже мертвы, другие же просто играли свои роли, так и не успев осознать, что в сценарии произошли существенные изменения. Когда они попадали под лязгающие гусеницы, на лицах их отражалось непонимание, которое быстро сменялось ужасом и страшными стонами.

Ситуация полностью вышла из под контроля.

Тепперман продолжал кричать, пока не охрип. Наконец, ему удалось пробраться между грохочущими танками и грудами трупов к Джиро Исудзу.

Схватив японца за шиворот, полковник рывком повернул его к себе.

– Прекратить съемку! – проорал он. – Приказываю вам немедленно остановить это! Что вы творите?

– Мы снимаем, – ответил Джиро, показывая на огромный рыбий глаз кинокамеры, направленный прямо на них.

– Это же настоящая резня, бойня, и вы все это снимаете!

– Хоростые, – обнажил в улыбке зубы японец. – Не надо беспокоиться.

– Но танки то не холостые, они давят людей. Вы же слышите эти стоны!

– Возможно, кто то допускать ошибку. Ваш пистолет, пожалуйста. Я проверить.

Изумленный Тепперман позволил Джиро Исудзу взять свое оружие. Японец был настолько уверен в себе и спокоен, что на секунду полковник засомневался, действительно ли то, что творится у него перед глазами, происходит на самом деле.

Приставив ствол пистолет к виску полковника, Исудзу сказал:

– А теперь, для камеры. Вы сдаете нам вверенную вам базу?

– Да, конечно, – пробормотал Тепперман.

– Пожалуйста, четче.

– Я сдаюсь, – смог, наконец, выговорить полковник.

– Сейчас я нажму курок. Не волноваться, патрон хоростой. О'кей?

Тепперман застыл на месте, говоря себе, что холостой патрон не может причинить ему никакого вреда. Он так и не узнал, что ошибся, потому что, когда Джиро нажал на курок, полковнику показалось, как будто на голову ему обрушился кузнечный молот. Воспламенившийся порох проделал у него в голове дырку, и вырвавшийся из патрона пыж глубоко вошел ему в мозг. Тепперман замертво рухнул на землю, как если бы его сразила обычная свинцовая пуля.

Единственная разница заключалась в том, что от пыжа не осталось выходного отверстия.

– Никогда не сдавайся, – назидательно заметил Джиро Исудзу, хотя полковник уже вряд ли мог его услышать. – Воин не должен покрывать себя позором.

Глава 12

За время его кинематографической карьеры Бартоломью Бронзини обвиняли во многом. Его критиковали за то, что он зарабатывает слишком много денег, причем, в основном, богатые. Несостоявшиеся актеры, отринутые Бродвеем, упрекали Бронзини в невыразительной игре. Его считали излишне плодовитым, особенно люди, которые в анкете в графе «домочадцы» моли указать только «коккер спаниель».

Бронзини уже успел к этому привыкнуть – такова была цена, которую приходилось платить за славу. Примерно то же самое, как постоянно подписывать автографы «для моих родственников».

Единственное, что по настоящему смущало Бронзини, было обвинение в жульничестве, поскольку, играя солдата супергероя Дэка Гранди, он сам никогда не служил в рядах Вооруженных Сил США.

Когда во время интервью на телевидение ему впервые задали этот вопрос, Бронзини сумел лишь ошеломленно выдавить: «Что?». Комментатор решил, что это и есть его окончательный ответ, и снова принялся разглагольствовать о недавнем бракоразводном процессе актера, который обошелся ему в несколько миллионов долларов. К тому времени, как подобный вопрос прозвучал снова, Бронзини уже успел подготовить на него вполне вразумительный ответ:

– Я актер, который играет в кино, а не солдат, решивший поиграть в съемки фильма.