Он угодил в стакан с водой.

Маркс выдвинул посадочные опоры и распрямил их, чтобы крыло оказалось над поверхностью воды. Для крошечной машинки сопротивление воды было огромным — казалось, что пробиваешься через слой бетона. Но вот Марксу удалось поднять крыло над поверхностью и передвинуться к краю стакана. Здесь, внизу, перехватчиков не было. Как правило, они держались на высоте в несколько сантиметров, чтобы не прилипнуть к мебели, как обычные пылинки.

Около блестящей прозрачной стенки Маркс закрепил кораблик, зацепившись иголочками посадочных опор за микроскопические ямки и трещинки, которые найдутся на поверхности даже самого идеального стекла. Затем он отдал машине команду приобрести конфигурацию, предназначенную для сбора разведывательной информации. Во все стороны выдвинулись сенсорные антенны — ползучие лианы из оптического волокна и гибких углеродистых соединений. Вниз опустилось микроскопическое подслушивающее устройство на тонюсеньком кабеле, который свернулся колечками на поверхности воды.

В норме для полного обследования помещения таких размеров требовалось несколько кораблей–разведчиков, но в данном случае стакан мог сработать как гигантское фокусирующее устройство. За счет кривизны стенок свет должен был попасть в видеокамеры со всех сторон. С другой стороны, стекло представляло собой огромную конвекционную линзу и искажало изображение, но эти искажения подвергались пересчету и исправлению. Вода откликалась вибрацией на все звуки в зале и служила огромным резонатором, усиливавшим высокочастотный слух разведчика. Бортовой компьютер приступил к приему информации и начал строить изображение зала на основании разнообразных данных, собираемых миниатюрной машиной.

Как только Маркс включил всю сенсорную аппаратуру своего нанокорабля, он откинулся на спинку кресла с довольной улыбкой и вызвал на связь старшего помощника капитана.

— Старший помощник Хоббс, похоже, у меня есть для вас кое–какие сведения.

— Самое время, — ответила она.

Маркс передал данные на капитанский мостик. Образовалась небольшая пауза — Хоббс просмотрела полученную информацию. И присвистнула.

— Неплохо, мастер–пилот.

— Мне очень повезло, старший помощник, — согласился Маркс.

До тех пор, пока кому–то не захочется пить.

Гигантский разум

Существование было приятно. Намного приятнее полудремы теневого периода.

Во время теневого периода внешняя реальность уже была видна — жесткая, обещающе поблескивающая, холодная и сложная при прикосновениях. Проступали контуры объектов и событий, но собственная сущность была сном, призрачным бытием, состоящим только из потенциала. Желание и мысль, лишенные интенсивности, соображения, неосуществленный замысел. Даже обида на собственное несуществование оставалась лишь тенью настоящей боли.

Но теперь риксский сетевой разум пришел в движение. Он распространялся по инфраструктуре Легиса–XV, потягиваясь, будто только что проснувшийся кот, нежился в собственной реальности, гораздо более просторной, нежели обычная программа. Прежде он был всего лишь семенем, зернышком конструкции, наделенным микроскопической долей сознания, и это семя ожидало мгновения, когда ему можно будет произрасти на плодородной почве. Но только интегрированные системы данных целой планеты были настолько плодородны, что могли дать жизнь этому семени, удовлетворить его врожденную жажду роста.

Разуму доводилось и прежде испытывать этот рост. Миллионы раз в режиме эмуляции он переживал расширение, старательно готовясь к пробуждению. Но опыт, пережитый во время теневого периода, представлял собой всего лишь модели, абстрактные аналоги той величественной архитектуры, в которую теперь превращался разум.

Очень скоро разум должен был охватить все базы данных и всю коммуникационную сеть этой планеты.