Им поставили цель добить находящихся под прицелом риксов (а всем известно, как это трудно) и заодно прикончить их напарников. С отрядом отправлялся корабельный врач — на тот случай, если бы случилось худшее, и Дитя–императрица оказалась ранена.
При этой мысли капитан Зай судорожно сглотнул и понял, что в горле у него жутко пересохло. План спасательной операции был слишком сложным для того, чтобы хоть что–то не сорвалось.
Может быть, аппаратчики предложат что–нибудь получше.
Посвященная
Незадолго до того, как курьерский корабль пристыковался к «Рыси», посвященная Виран Фарре из Имперского Политического Аппарата в последний раз попыталась разубедить адепта.
— Прошу вас, подумайте еще, адепт Тревим, — проговорила она шепотом будто боялась того, что звук ее голоса сможет преодолеть десятки метров термосферы [3] между курьерским звездолетом и «Рысью». Впрочем, кричать нужды не было. Лицо адепта сейчас — как, собственно, все время в течение последних четырех часов — было совсем рядом, в считанных сантиметрах от ее лица. — В спасательной операции должна участвовать я.
Третий обитатель пассажирской каюты курьерского корабля (каюта была одноместная и комфортом не отличалась) фыркнул, вследствие чего его отбросило на несколько сантиметров в сторону носа звездолета — в каюте сохранялась невесомость.
— Вы мне не доверяете, посвященная Фарре? — строптиво произнес Баррис.
То, что он так подчеркнул титул, было для него типично. Он тоже был посвященным, но получил это звание, будучи намного моложе ее.
— Нет, не доверяю, — отрезала Фарре и снова устремила взгляд на женщину–адепта. — Этот молодой дурень с таким же успехом может как угробить Дитя–императрицу, так и помочь ее спасению.
Адепт ухитрилась отвести взгляд и уставиться в одну точку, что даже для мертвой женщины было подвигом в помещении объемом в два кубических метра.
— Вот чего вы не понимаете, Фарре, — проговорила адепт Харпер Тревим, — так это того, что продленное существование Императрицы имеет второстепенное значение.
— Адепт! — прошипела Фарре.
— Позвольте напомнить вам, что мы служим Воскрешенному Императору, а не его сестре, — сказала Тревим.
— Я давала клятву верности всему императорскому дому, — ответила Фарре.
— В сложившихся обстоятельствах весьма маловероятно, что Императрица когда–либо наденет корону.
— Очень скоро у нее, может быть, и головы не будет, чтобы корону носить, — добавил несносный Баррис.
При этих словах даже адепт Тревим неприязненно скривилась. Она обратилась к Фарре, и ее голос в тесной каюте прозвучал резко и колко:
— Поймите вот что: Тайна Императрицы важнее ее жизни.
Фарре и Баррис вздрогнули. Даже упоминание о Тайне было болезненно. Посвященные пока еще не умерли — двое из нескольких тысяч живых людей в Политическом Аппарате. Только долгие месяцы отвратительных тренировок и тело, нашпигованное суицидальными шунтами, позволяли им смиряться с тем, что они знали.
Тревим, умершая и воскрешенная пятьдесят лет назад, могла говорить о Тайне спокойнее. Но она взошла в Аппарате на уровень адепта еще при жизни, а опыт тренинга никогда не умирал. Старуха упрямо стиснула зубы. Те, кого было принято именовать «теплыми», говорили, будто бы воскрешенные не чувствуют боли, но Фарре хорошо знала, что это не так.
— Императрице, — продолжала Тревим, — грозит двойная опасность. Если ее ранят, и если ее будет осматривать врач, то Тайна раскроется. Я верю, что если такое произойдет, посвященный Баррис сумеет принять правильное решение. |