Здесь чудеса обыденны, как ваш превосходный человеческий язык.
Галакты дружно рассмеялись в ответ на признание Ромеро.
– Никаких чудес, люди, – возразил один, сообщивший, что на человеческом языке его зовут Тиграном. – Чудо, то есть отклонение от естественных законов природы, мы считаем проступком, хотя, в принципе, творить чудеса каждый из нас способен. Детям мы, конечно, разрешаем чудеса, но галактов детского возраста почти нет. А в том, что мы говорим по‑человечески, тем более нет чуда. Разве мы не расшифровали депеш «Пожирателя пространства» и разве вы не разобрали наших ответов?
Ромеро обвел тростью пейзаж.
– Но эта стереокартина!.. Такое совершенство иллюзии!
– Иллюзии нет. Ты находишься в реальном пространстве.
– В реальном? – переспросил Ромеро, хмурясь. – Я не так наивен. Диаметр вашего звездолета максимум километр. А здесь до горизонта не меньше двадцати пяти, да и за горизонтом равнина, очевидно, не обрывается в бездну...
– За горизонтом – леса, потом море, мы еще поплаваем в нем, люди, потом снова лес и река, опять леса...
– И такой простор, захватывающий десятки, если не сотни километров, вы уместили внутрь шара диаметром в километр? И хотите, чтоб я поверил, что это не чудо и не иллюзия?
Галакты опять рассмеялись, и так радостно, словно наше сомнение осчастливило их.
– И все‑таки нет ни чуда, ни иллюзии. По мере того как вы погружались внутрь звездолета, специальные устройства уменьшали размеры ваших тканей. К сожалению, мы еще не можем сокращать живые ткани в той же пропорции, что и искусственные. Это было одной из причин, правда не главной, почему нас встревожили элементы искусственности в вашем организме. Мы были бы в отчаянии, если бы вы предстали перед нами изуродованными – одна нога короче другой, один глаз нормальный, другой крохотный.
Ромеро схватился рукой за рот.
– У меня уменьшились искусственные коренные зубы!
– А я – лучше дышу, – объявил Лусин. – Странно.
– Все нормально, – объяснил другой галакт, этого на человеческом языке звали Лентулом. – Твое искусственное легкое было недостаточно эффективным, потому что взяли слишком большую массу для твоей грудной клетки, Лусин. Теперь легкие опали, и у нас ты будешь чувствовать себя лучше, чем раньше.
– Вы сказали, что... гм... возможный перекос в нашем организме не главная причина, почему вас обеспокоили элементы искусственности? – продолжал Ромеро. – Я хотел бы знать, если не секрет, какова же главная причина?
По прекрасному лицу Тиграна пронеслась тень.
– Секретов у галактов нет, все открыто для каждого. Но это рассказ о печальных событиях. Именно вопрос о том, повышать или понижать степень искусственности у живых существ, привел к войне между галактами и разрушителями.
Объяснение Тиграна породило кратковременное молчание. Потом заговорила Мери:
– Поразительна красота обширной страны, вмещенной в ваш звездолет! На наших кораблях имеются парки и городок, но они крохотны. Людям незнакомо вмещение большого в малое...
– О, этому мы вас быстро научим! – воскликнул Лентул.
Мери поблагодарила улыбкой и закончила:
– Но вот что меня смущает – зачем вообще это? У людей суровость быта составляет одну из притягательностей профессии звездопроходца. Наши конструкторы и не собираются обеспечивать экипажу звездолета все земные удобства, земную совершенную защиту от всех опасностей... У нас это называется романтикой дальних странствий.
Ручаюсь, вопрос Мери показался галактам нетактичным! Но приветливость Тиграна – он отвечал Мери – не изменилась:
– Наш обычай таков: каждый вправе затребовать все те возможности, которые посильны обществу. |