– Это же надо, президентская кампания! И на что это похоже, Флетч?

– Ирреальный мир, Олстон. Абсолютно ирреальный.

– Я тебе верил. По телевизору тебя показали в костюме и при галстуке.

– Олстон, прибавь еще пару убийств.

– Что значит, убийств? Настоящих убийств?

– Двух женщин забили до смерти. Одну задушили. Они не участвовали в предвыборной кампании, но я чувствую, что кто-то из команды кандидата, добровольцев или сопровождающих лиц имеет самое непосредственное отношение к этим убийствам.

– Ты шутишь.

– К сожалению, нет.

– Кэкстон Уилер – Джек Потрошитель. С твоей легкой руки термин «президентский убийца» приобретает новое значение.

– Это не смешно.

– В новостях об этом ничего не говорилось.

– Мы стараемся не афишировать эти сведения. По крайней мере, все убеждают меня, что не стоит бросать прессе такой кусок.

– Я достаточно долго знаком с тобой, Флетч. Что-либо скрывать – не твое амплуа. Особенно, если речь идет об убийстве.

– Ты не представляешь себе, Олстон, что тут творится. Словно мчится скорый поезд, люди вываливаются из вагонов, но никому и в голову не приходит дернуть за стоп-кран.

– Ты прав. Такое мне недоступно.

– Я и говорю, ирреальный мир. Слишком много власти. Престижа. Все меняется с калейдоскопической быстротой. Копы и те зачарованы кандидатом и его командой.

– Да, но убийство – это убийство.

– Слушай, Олстон, вчера вечером женщину сбросили с крыши мотеля, аккурат над спальней кандидата. Через полчаса в мотель заявляется мэр и говорит одному из руководителей избирательной кампании: «Послушайте, если мои полицейские будут беспокоить вас, гоните их прочь». А пресса услышала от него следующее: «Пожалуйста, не марайте грязью образ моего города. Не раздувайте в национальную сенсацию обычный несчастный случай, который мог бы произойти в любом другом маленьком городе».

– А Уилер? Что говорит об этом кандидат?

– Пожимает плечами. «Полицейские сирены сопровождают меня всю жизнь».

– А Уолш?

– »Местная проблема. Мы же завтра отбываем».

– Увозя с собой убийцу. Таково твое мнение?

– Я пытался убедить губернатора начать расследование. Но он убежден, что такое расследование поставит крест на его избирательной кампании, лишит его шанса стать президентом.

– Поэтому старина Флетч, мастер журналистского расследования, пусть и отошедший от дел, решил сам разобраться, что к чему.

– У меня связаны руки. Я не могу задавать вопросы. После первого же меня отправят домой.

– Но ты пытаешься, так?

– Да, обходными путями. Я же здесь никого не знаю, за исключением нескольких человек. Уолта, Фредерики Эрбатнот, Роя Филби...

– Тебе бы поспешить. Два убийства кряду обычно означают и третье, и четвертое...

– Я стараюсь изо всех сил, господин прокурор. Ощущение такое, будто я гашу пожар в цирке, знаешь ли. Потому что никто не хочет признать, что цирк горит.

– Я позвонил тебе лишь для того, чтобы поздравить с новой работой. И спросить: «Как случилось, что босоногий репортер <Флетч по натуре бунтарь, не признающий светских манер. В частности, в редакцию он предпочитал приходить босиком (подробнее в романе „Флетч“, опубликованном па русском языке).> превратился в добропорядочного гражданина?»

– Мне нравится Кэкстон Уилер.