– Слушай, Уолш, может, я это делаю подсознательно, как только оказываюсь рядом с начальством? Любым начальством. Сразу начинаю закладывать мины. Твой отец – единственный начальник, который мне понравился. Я бы не хотел ставить под угрозу его карьеру.

– Эдипов комплекс. Ты об этом?

– Возможно. Я по натуре бунтарь. Никогда не ладил с начальством. Ты это знаешь не хуже меня. Ты помнишь холм 1918. А я помню, что щедро снабдил весь взвод марихуаной, дабы, накурившись, мы не смогли участвовать в более ранней операции. Я знал, что нас отправляют на смерть.

– Ты был прав.

– А тебя чуть не отдали под трибунал.

– Взвод все равно расчехвостили.

– Слушай, Уолш, я репортер. А не пай-мальчик. И мне чертовски противно говорить этим журналистам, что мне нравятся их статьи, когда они двух слов связать не могут.

Уолш вглядывался в темноту, окружающую пятно света вокруг торшера.

– Может, мне собрать вещи и ускакать вечерней лошадью?

– А зачем ты привел ко мне Бетси Гинзберг?

– Чтобы вы поздоровались.

Уолш покачал головой.

– Вот что еще, Уолш, – продолжил Флетч. – Дама, с которой я познакомился задолго до этой предвыборной кампании, сегодня отказалась поужинать со мной из-за моей работы. Из-за того, что я – пресс-секретарь. Как ты борешься с изоляцией, Уолш?

– Флетч, я думаю, что пока о сексе надо забыть.

– Я могу от этого заболеть.

– Болей на здоровье.

– Другая дама предложила мне свое тело в обмен на интервью с твоей матерью.

– Ты согласился?

– Разумеется, нет.

– Видишь? Ты уже болен.

– Может, мне лучше уехать, Уолш?

Уолш уставился на полированную поверхность стола.

– Ты лишь давал отцу монеты. Детей он одаривал сам. Некоторых детей. Ты лишь поделился с ним своими мыслями. А речь произносил не ты.

Флетч потянулся.

– Может, этим мне и нравится твой отец. У него тоже мятежная натура. Он ищет истину. И доносит до людей то, что считает нужным. Кстати, мне позвонил Джеймс. Он в Айове, на похоронах Вика Роббинса.

– Мерзавец. Он поехал туда в надежде, что Аптон возьмет его в свою команду.

– Я тоже подумал об этом.

– Сомнений тут быть не может.

– Он долго говорил со мной. Давал советы. Отвечал на вопросы.

– Небось, сказал, что любит отца больше, чем себя. Готов на все, лишь бы помочь ему. Предложил звонить в любое время. Я прав?

– Абсолютно.

– Плохо ли ему быть в курсе наших дел. Больше не говори с ним.

– Но я думаю, что он сказал правду. Двадцать три года...

– Ничего не значат.

– Возможно, но...

Уолш махнул рукой, отсекая возражения.

– Он стремился опорочить мою мать. Такое не прощается. Нельзя заявлять о верности моему отцу, предвыборной кампании и подкладывать матери такую свинью.

– Он трактует случившееся иначе.

– Тебе хочется, чтобы Джеймс получил прежнюю работу? Твою работу?

– Наверное, это невозможно.

– Невозможно. Этот подонок сам вырыл себе яму. Ошибки бывают и в нашем деле. Ничто человеческое нам не чуждо. Но, если ты пошел войной на жену кандидата, в избирательной кампании тебе места нет.