Я бы сам смотался оттуда при первой возможности. Да и другие тоже.
– Тут дело другое. Уолш обхамил старшего офицера.
– Подумаешь, событие.
– Я переговорил с капитаном Уолтерсом. Между прочим, у него оптовый книжный магазин в Денвере.
– Приятный человек. Всегда приносил нам книги. В любой ситуации сохранял хладнокровие.
– А вот Уолшу в какой-то момент оно изменило. Он последними словами изругал майора Лесли Хант.
– Не знал, что ее фамилия начинается с буквы «X» <Флетч хочет сказать, что эту женщину-офицера называли не иначе, как матерным американским словом «cunt» (произносится как «кант»), означающим женский половой орган.>.
– Тем не менее. Ты ее помнишь.
– Мерзкая тварь. Презирала солдат за то, что они – мужчины.
– Помнишь ее любимого конька?
– Конечно. Палатка-столовая должна располагаться в центре лагеря. Таково требование устава. А снайперов побоку. То-то они пользовались нашей глупостью.
– Двух парней из роты Кей подстрелили, когда они шли на завтрак. Одного в ногу, другого в спину.
– Вот этого я не помню.
– Уолтерс говорит, что с этого все и началось. Уолш накричал на майора на заседании штаба.
– И за это Уолша услали в Штаты? Следовало наградить увольнительной.
– Не за это. Потом он угрожал ей.
– Отлично.
– Замахнулся прикладом карабина. Произошло все при свидетелях. Если бы не отец, говорит Уолтере, Уолш загремел бы под трибунал.
– Черт, Уолш пережил три или четыре жутких дня. А эта баба-майор круглая дура. Сама-то никогда не была на передовой, а потому хотела, чтобы мы показывали чудеса героизма на пути в столовую.
– Именно так. Я подумал, что тебе это небезынтересно.
– Значит, Уолш спустил на нее всех собак. Молодец.
– Уолтерс помнит тебя. Просил рассказать, как ты поживаешь. Я сказал, что ничего не знаю.
– Уолш парень не промах. Напугал до смерти эту сучку и быстренько смотался домой. У его мамочки не может быть глупых детей.
Они сидели за круглым столиком в темном углу бара в квартале от отеля «Первый». В центре столика стояла вазочка с орешками. Перед каждым, Уолшем, Флетчем, Майклом Джи. Хэнреганом и Фредерикой Эрбатнот официантка поставила по кружке пива. Хэнрегану принесли и стопку виски.
Из музыкального автомата лилась тихая, успокаивающая мелодия.
Хэнреган первым делом приложился к виски.
– Флетч, однако, настоял на этой встрече, вероятно из-за того дерьма, что вы напечатали этим утром в «Ньюсбилл», Хэнреган, – продолжал Уолш тихим голосом. – Вы не провели с нами и нескольких часов, а уже пишете, что никто не хочет разговаривать с вами по поводу каких-то убийств, случившихся бог знает где и когца, – Уолш посмотрел в потолок и покачал головой. – Полагаю, что с тем же успехом вы можете поинтересоваться у нас о кражах со взломом и разбоях, имевших место в тех городах, где мы побывали. И не забудьте о прелюбодеяниях. В мотелях этого хватает с лихвой, – голос его звучал устало. – А повод, по которому мы встречаемся, весьма простой. Вы – не политические репортеры. Флетчер говорит мне, что ваша специализация – преступность. И в общем-то я не понимаю, почему мы должны возить вас в своем автобусе. Вы настаивали на встрече, и я согласился. Но пока у меня есть все основания просить Флетча отказать вам в аккредитации.
– Вы закончили? – поинтересовался Хэнреган. Фредди повернулась к Флетчу.
– Отказ в аккредитации не пойдет вам на пользу. |