— Там у нас непросыхающая лужа. Как в Миргороде, испачкаете туфли. Я сейчас заведу машину и подъеду.

Открыв водительскую дверцу, он привычно сунул в гнездо ключ зажигания, дернул ручку переключения скорости, чтобы поставить ее на нейтралку. Как часто бывало, заело. Не залезая в машину, Турецкий выжал педаль сцепления и поставил скорость на нейтралку. И уже готов был крутануть стартером, как вдруг увидел на коврике под водительским сиденьем блеснувшую в слабом свете уличного фонаря какую-то стальную спираль. Не увидел даже — разгадал каким-то шестым чувством. И тотчас, как с ним часто бывало в такие моменты, время словно бы изменило свою скорость. Секунды растянулись чуть ли не до минуты. И этих секунд у него было не больше трех — ровно столько, чтобы ему хватило в три прыжка оказаться возле угла дома, резким толчком вытолкнуть Ольгу Николаевну за угол и вместе с ней тесно прижаться к стене.

И тут прозвучал взрыв. Не слишком сильный. Граммов двести тротила, даже стекла в первом этаже не высадило.

Турецкий выждал с полминуты и осторожно выглянул из-за угла: посреди миргородской лужи горела его машина.

У Ольги Николаевны от изумления округлились глаза.

— Что это было? — спросила она.

— Это? Как бы вам объяснить... Это была моя машина. Иногда она даже ездила. Правда, не очень охотно. Боюсь, что свое она уже отъездила.

Ольга Николаевна только головой покачала.

— У меня такое ощущение, что Москва стала довольно шумным городом. У нас в Питере все-таки потише.

— Сейчас я поймаю такси и отвезу вас на вокзал, — сказал Турецкий.

Ольга Николаевна решительно отказалась:

— Я сама доберусь. На метро. А вам стоит вернуться домой и успокоить жену. Я думаю, ей это сейчас не помешает. Спасибо еще раз. И до свиданья.

К догорающей «шестерке» уже спешила пожарная машина. Тут же за ней въехала во двор, поблескивая синими маячками, патрульная машина. Турецкий молча посмотрел на все это дело, махнул рукой и поднялся в квартиру.

Ирина выглядела встревоженной.

— Там во дворе как будто что-то взорвалось? Не видел?

— Случайно видел.

— Как ты думаешь, Ирина, что лучше: иметь машину, которая то ездит, то не ездит, или не иметь никакой?

— Я тебе сто раз говорила: лучше не иметь никакой.

— Твое заветное желание исполнилось: никакой машины у нас больше нет.

Ирина быстро глянула на него и как была, в домашних тапочках и халате, бросилась на лестничную клетку. Оттуда был виден двор. Турецкий закурил и неспешно вышел за ней следом.

— Что это там горит? — спросила Ирина.

— Она и горит.

— А перед этим взорвалась?

— Ну так, слегка.

— А ты где в это время был?

— Ну где, где! — рассердился Турецкий. — Не в ней же! Если бы я был в ней, я бы сейчас рядом с тобой не стоял.

Она уткнулась ему в плечо и заплакала.

— Сашка! Милый! До каких пор все это будет, а?

— Ну вот, ты заговорила сейчас как жена протопопа Аввакума: «Доколе, протопоп, муки нам эти?»

— И что он ей ответил? — спросила Ирина.

— Он ей хорошо ответил. Как настоящий мужик. «До самыя смерти, матушка, до самыя смерти!..»

— Турецкий, не уплывай от нас далеко, — попросила Ирина. — И не тони. Слышишь?

— Я не утону, — пообещал Турецкий. — Потому что я не пароход, а ледокол. А может быть, даже броненосец. И потопить меня даже Шестой американский флот не сможет. Тем более что мы сейчас в дружественных отношениях.

Ирина вздохнула и вытерла слезу рукавом халата.

— Пошли ужинать... броненосец «Турецкий»!

Но прежде чем сесть за стол, он набрал домашний номер начальника службы безопасности Народного банка.