— Был у нас лекарь, был… Шесть дён назад, скотина, напился и с лестницы сверзился насмерть… Конюх смотрел рану, говорит — воспалилась, примочку поставил, все, мол, в руках богов… А у него жар и в сознание не приходит…

— Раз рана воспалилась — значит или грязь попала, или не всю стрелу выдернули.

— Помоги мальчику, рава. Век твой должник буду! Мы с города трех лекарей привезли, но ему все хуже становится…

Я боялась. Я откровенно боялась подходить и смотреть. Ну, что я там могу понять? Я страшнее детских ободранных коленок и простуды ничего в этой жизни не лечила. Коленки — еще себе, в детстве. А простуду себе и мужу бывшему — дома, таблетками из аптеки. Ну, еще медом и малиной. Клюкву пили…

Старик тиргус стоял, глядя на меня с обреченной усталостью, понимая, что последняя его надежда не сбылась.

— Ладно, рава, просто посмотри рану, вдруг, что подскажешь…

Я выдохнула… Мне не хотелось ввязываться в эту историю, я ничего в ранах не понимаю. И в лечении. И в лекарствах местных… Но и отказать тиргусу я не смогла. Мне было безумно жалко старика…

Первое, что меня поразило в комнате — жара и вонь.

На широкой кровати под балдахином кто-то стонал, но кто именно — было не видно. Над больным склонились две служанки, придерживая, чтобы не метался. В камине на крюке висел котелок, из которого и выплывали вместе с паром чудовищные запахи. О чем-то совещались у окна два пожилых горожанина. Думаю, и есть лекари.

— Уважаемые, что с вашим больным?

Отвечать мне они явно не собирались, смотрели, как на грязь под ногами. Я перевела взгляд на тирса Матиуша.

— Рава Лейна спрашивает — надо отвечать! — рявкнул он на них. Кажется, его эти мудрецы тоже достали.

Один из них, постарше, под взглядом молчаливого коллеги поморщился, пожевал тонкими губами и наставительно произнес:

— Очевидно же, что разлитие черной слизи в теле тирса Сейда вызывает жар, от которого он и теряет сознание! Это понятно каждому, кто изучал лекарское искусство. Я прописал ему микстуру для желчи, но тирг столь болен, что тело его отвергает микстуру!

Второй в это время утвердительно качал головой на все высказывания. С ними мне все было понятно.

— Тирс Матиуш, а где третий лекарь? Лацита тиргус говорил, что их было три?

— Так он выгнать его и велел, тот говорил, что руку отрезать нужно!

— Верните его!

— Что?!

— Верните третьего лекаря, я с ним поговорю. А этих можно отпускать домой. И скажите, кто лечил тирга? Ну, не разлитие слизи, а вот руку?

— Так коновал такой мазью мазал, как для лошадей.

— А в котелке что?

— А ученик лекаря микстуру составил. Только он сбежал, рава, вчера вечером еще сбежал, а поить много боимся сами. Пробовали, так вырвало тирга. А ученика найдем, найдем, конечно… Вот, поставили согреться, а что дальше делать — не знаем.

Все пояснения мне давал тирс Матиуш. Лацита тиргус в комнату так и не зашел.

Сейд лежал на кровати, точнее — метался так, что две здоровые тетки удерживали его с трудом. В одной из них я с трудом узнала Дайму — зареванное, опухшее лицо, щелочки глаз…

Выглядел Сейд отвратительно. Лицо в испарине, подушка влажная, слипшиеся волосы сбились чуть не в колтуны. И стонет, хоть и не в сознании.

— Дайма, рубаху нужно снять, и повязку. Я рану хочу посмотреть, что там не так. Когда повязку меняли?

Я вопросительно посмотрела на Матиуша.

— Дак вчера конюший мазь дал, как рану посмотрел, так я сам мазал и бинтовал.

— Рубаху разрежь на нем, и повязку.