— Осточертела мне эта компания, с которой я вожжался, — с неожиданной горечью заговорил Мэфри. — Делают из меня какого-то дурака. Расхваливают до небес, потом закажут выпивку, а я плати за всех. Чертовы паразиты! А бабы — и того хуже. Что им до меня? Никому из них я не нужен. Им бы только обобрать меня до нитки, а потом надсмеяться. А все почему? Потому что я теперь ни на что не годен… Взять да выбросить.

Наступила мучительная пауза. Затем, не глядя на сына, Мэфри безжизненным голосом продолжал:

— Ты представить себе не можешь, каково в каменоломне… Сотни мужиков… сильных, здоровых… и никаких баб. Не очень-то веселая картина, правда? Пол — штука омерзительная, особенно когда ты каторжник. Комитет по наблюдению за тюрьмами… Эти чертовы ханжи… Они над этим даже не задумываются. Но ей-же-ей им пришлось бы задуматься, очутись они там. День и ночь, неделю за неделей, месяц за месяцем эта мысль грызет тебя так, что кажется: вот-вот с ума спятишь. Против природы не попрешь. Лежишь, бывало, ночью в камере и мечтаешь… мечтаешь о том, что на воле тебя ждет женщина… красивая, молодая, ждет и страдает… И домечтаешься до того, что готов кулаками долбить стены, лишь бы выбраться на волю. И вот я вышел… Какая злая шутка: я мертвец и со всеми утехами для меня покончено.

И вдруг, к огорчению и ужасу Пола, грудь Мэфри всколыхнуло судорожное рыдание, лицо его болезненно исказилось.

— Во всем одни сплошные неудачи. Решительно во всем. Вот сегодня в суде: толкли воду в ступе — и ничего больше. Ни малейшего удовлетворения я не получил. А эти разодетые сволочи, адвокаты, с их заумными речами! Неужто они не могут придумать что-нибудь получше? Почему мне не дали говорить? Только потешались надо мной. Я старый дурак… ни на что не годный. Никому уже от меня пользы не будет. Я человек конченый. Я никого не убивал, а вот меня убили.

Сердце у Пола заныло от жалости. Но этот надрыв, это проявление слабости, иными словами — неожиданно блеснувший луч надежды нельзя было потерять, ответив на него таким же излиянием чувств. И хотя внутри у него все сотрясалось от рыданий, Пол заставил себя холодно возразить:

— Вы вовсе не конченый человек. — Он выждал достаточно долго, чтобы отец успел осмыслить его слова. — Страдания, выпавшие на вашу долю, очень изменили вас. По годам вы далеко не старик. Вы еще можете устроить свою жизнь и заняться делом, которое вам придется по душе.

— Ничто мне не по душе, — буркнул Мэфри. — И, наверное, правильнее всего — прикончить себя. Сегодня, когда я переходил через канал, я долго стоял на мосту… Меня так и тянуло в воду.

— Это было бы великолепной отплатой за все, что я для вас сделал.

Мэфри поднял седую голову и покосился на сына.

— Да, — пробормотал он. — Ты был добр ко мне, ничего не скажешь.

— Можете топиться, если хотите, — резко продолжал Пол. — Это самый легкий путь покончить со всеми трудностями. Но, по-моему, есть более разумный выход. Скоро вы получите изрядную сумму денег. Да, получите, что бы вы там ни говорили. Почему бы вам не купить небольшую ферму?.. Не поселиться на свежем воздухе? Не иметь своего дома, своих кур и цыплят? Вы забудете про ненависть… В деревне здоровье вернется к вам… Вы почувствуете себя моложе душой и телом. — Пол вдруг повысил голос. — Я ведь вытащил вас на волю, правда? Так используйте же как можно лучше те годы, которые я вам подарил.

— Не могу, — глухо отозвался Мэфри.

— Нет, можете! — выкрикнул Пол. — И я помогу вам. Я постараюсь получить место в какой-нибудь школе поблизости.